Теория и практика детского психоанализа

Что касается меня, то я поражена сходством между состоянием этих молодых пациентов и таких хорошо известных психических состояний, как реакции на лечение переживших несчастную любовь или скорбящих по умершему. В обоих этих состояниях присутствует сильное душевное страдание и, как правило, сильное стремление получить помощь. Несмотря на это, ни одно из этих состояний не поддается аналитическому лечению удовлетворительно. Наши теоретические объяснения этой неподатливости следующие: любовь, как и скорбь, являются эмоциональным состоянием, в котором либидо индивида полностью вовлечено в отношение с реальным объектом любви в настоящем или в ближайшем прошлом; душевная боль идет от сложной задачи разорвать любовные узы и оставить позицию, которая не оставляет более надежды на возвращение любви, то есть на удовлетворение. Пока индивид вовлечен в эту борьбу, невостребованное либидо свободно либо для переключения на личность аналитика, либо направлено назад, на прежние объекты и позиции. Следовательно, ни перенесенные (трансферентные) события, ни прошлое не являются достаточными для сбора материала для интерпретации. Чтобы аналитическая терапия была эффективной, непосредственный объект (любви или скорби) должен быть отброшен до начала анализа.

Мне кажется, что позиция либидо в подростковом возрасте имеет много общего с этими двумя состояниями. Подросток слишком вовлечен в эмоциональную борьбу, более того, эта борьба требует быстрых и решительных действий. Его либидо находится в положении отрыва от родителей и поиске новых объектов. Некоторая скорбь об объектах прошлого очевидна; имеют Место «крушения», счастливая или несчастная любовь со взрослыми вне семьи или со сверстниками одного или противоположного пола. Далее, существуют такие нарциссические уходы, которые заполняют пустоту в периоды отсутствия внешних объектов. Каким бы ни было решение либидо в данный момент, это всегда будет озабоченность настоящим. И, как показано выше, либидо, свободного для прошлого или для аналитика, остается очень мало либо не остается вовсе.

Если это предположение о распределении либидо может быть принято как верное утверждение, оно может послужить объяснением поведения наших молодых пациентов во время лечения, а именно: их нежелание сотрудничать, слабая вовлеченность в процесс терапии или в отношения с аналитиком; их стремление сократить количество сеансов в неделю, их непунктуальность, пропуски сеансов ради других дел, внезапное прекращение лечения. Здесь мы обнаруживаем, сравнивая, насколько в среднем продолжительность анализа взрослых обязана тому факту, что аналитик является очень притягательным объектом, в отличие от основной роли, которую играет перенос в продуцировании материала.

Конечно, бывают такие случаи, когда сам аналитик становится новым объектом любви для подростка, то есть объектом «крушения», — сочетание, поддерживающее заинтересованность такого пациента в «получении лечения». Но независимо от улучшения посещаемости и пунктуальности это может означать, что аналитик встречается с другими специфическими трудностями подросткового возраста, а именно: неотложность их потребностей, непереносимость фрустрации и стремление относиться к любым связям как средству исполнения желаний, а не как источнику знания и понимания.

При таких условиях не удивительно, что помимо аналитической терапии используются многие другие формы лечения, такие, как работа с родственниками, госпитализация, создание терапевтических сообществ (поселений) и т.п. Мы не можем ожидать, что эти, ценные с практической точки зрения экспериментальные подходы могут внести непосредственный вклад в наши теоретические построения о бессознательном содержании подростковой психики, структуре его типичных нарушений или психических механизмов, обеспечивающих эти нарушения.

Клиническое применение

Далее следует попытка применения по крайней мере некоторых из наших выводов, полученных с таким трудом, к трем наиболее актуальным проблемам подросткового возраста.