Ещё пример. Одна из комиссий «Общего рынка», занимающаяся стандартизацией изделий электронной промышленности, рекомендовала впредь выпускать клавиатуру компьютеров и принтеров с латинским шрифтом для всех стран ЕЭС без учёта особенностей испанского алфавита. А в нём, в отличие от других, есть буква «энье» – графическое изображение мягкого носового звука п (л), очень часто встречающегося в испанском языке и придающего ему особую напевность. Всё испанское общество встало в защиту буквы, существующей более 1100 лет. Оказывается, и одна буква, как штрих национальной культуры, способна разбудить вулкан национальной гордости [Известия. 1991. 3 июня: 4].
Привязанность человека к родному языку объясняется и тем, что у каждого народа существуют неповторимые ассоциации образного мышления, обусловленные своеобразным семантическим наполнением каждого слова. Эти ассоциации закрепляются в языковой системе и составляют её национальную специфику. Этническое самосознание базируется прежде всего на родном языке. В этом отношении интересен пример с Владимиром Далем. Сын датчанина и немки, он всю сознательную жизнь считал себя русским. «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни самая кровь предков не делают человека принадлежностью той или иной народности… Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски», – писал создатель знаменитого «Толкового словаря».
Русская писательница серебряного века Н. Берберова в воспоминаниях о другом русском писателе и поэте той же поры Вл. Ходасевиче пишет: «…Для меня он, не имеющий в себе ни капли русской крови, есть олицетворение России, …я не знаю никого более связанного с русским ренессансом первой четверти века, чем он…» [Берберова 1990: 504]. «Есть много на Руси русских нерусского происхождения, в душе, однако же, русские» (Гоголь Н. Мёртвые души. II, 3).
Однако существует и противоположное наблюдение, например, оценка русского поэта серебряного века Максимилиана Волошина другим поэтом Мариной Цветаевой: «Француз культурой, русский душой и словом, германец – духом и кровью» (Цит. по: [Маковский 1990: 150]).
Утрата народом своего языка приводит к исчезновению этого народа как целого, как этноса. Примером может служить меря, большая угро-финская народность, жившая в центре современной Европейской части России. Славяне, продвигавшиеся на северо-восток, селились рядом с мерей, жили с нею в мире, активно сотрудничали. Постепенно меряне освоили русский язык и окончательно перешли на него. Физические признаки мери сохранились в этническом типе русских, но как народ она исчезла, ибо исчез её язык. «Самое ценное и удивительное, что сохранили чуваши до наших дней, самое великое – это язык, песни и вышивка. У чувашей сто тысяч слов, сто тысяч песен и сто тысяч вышивок», – с гордостью говорил великий просветитель И.Я. Яковлев, объясняя жизнестойкость своего этноса и место языка в его самостоянии. Стойкий национально-языковой консерватизм болгар и чехов позволил им сохраниться как народам. «Народ – зодчий речи. Речь – зодчий народа» (А. Вознесенский).
Известны, однако, случаи, когда значительные этнические группы в условиях иноязычного окружения, не пользуясь своим языком, сохраняют национальное самосознание (корейцы в Японии или черкесы в Турции). Практически никто из живущих в Японии айнов (аборигенов Японских островов) не может считать айнский язык родным: все с детства говорят по-японски и иногда пытаются учить айнский как иностранный. Подобная ситуация сложилась к 80-м годам и со многими из языков народов СССР [Алпатов 1994: 183]. Устойчивости национального самосознания в этом случае способствует сохраняющийся «стереотип поведения» и культура. Так, ирландский язык со времен английской колонизации был запрещен. Единственным живым языком в завоёванной стране стал английский: даже народные баллады пелись на английском. Однако ирландцы не перестали быть ирландцами (как и шотландцы шотландцами). Литературный гений их не ослаб, свидетельством тому славные имена: Дж. Свифт, Оливер Голдсмит, Чарлз Метьюрин, Томас Мур, Ричард Шеридан, Оскар Уайльд, Бернард Шоу, Джеймс Джонс [Литературная газета. 1989. № 45: 3]. Думается, этническому самосознанию в условиях утраты языка способствовало различие религий у завоёванных и завоевателей, а также существенное различие в культуре, социальная память об истории народа и страны. Кажется, этот пример подтверждает правоту Э. Сепира, говорившего о различии между этническими образованиями, основанными в одном случае на единстве расы, на единстве культуры и на единстве языка, в другом – они не обязательно должны совпадать, да и фактически редко совпадают [Сепир 1993: 244].