Единого общегосударственного языка в Бельгии нет. Во Фландрии официальным языком является фламандский (точнее нидерландский), в Валлонии – французский. Всё делопроизводство на государственном и муниципальном уровнях на севере ведётся по-фламандски, на юге – по-французски. Но это касается только официальных отношений. В личной жизни, торговле, сфере услуг и так далее каждый волен пользоваться любым языком. В столице страны Брюсселе основная масса населения (80 %) говорит по-французски, однако права фламандского меньшинства оберегаются весьма тщательно. Во всех учреждениях, в официальной переписке и документации, в устных обращениях гарантируется полное двуязычие. Полицейские, почтовые служащие, муниципальные работники обязаны говорить на двух языках. На двух языках делаются объявления на вокзалах, печатаются телефонные и прочие справочники, то же касается дорожных указателей, названий улиц. Если франкоязычное население компактно проживает во Фландрии, то ему предоставлен режим «языкового благоприятствования»: официальный – фламандский, но говорящим по-французски предоставлено право и возможность обращаться в учреждения, вести официальную переписку и получать документы на французском. Однако чтобы стать бургомистром или занять иную должность, франкоязычный житель должен сдать экзамен на знание фламандского языка [Правда 1989: 13 нояб.].
Пример демократической языковой политики даёт Финляндия, в которой проживает 5 млн финнов и 300 тыс. шведов. Шведский и финский языки в 1919 г. были объявлены государственными. Изучение обоих языков является обязательным в школах, а в системе высшего образования обучение ведётся на любом из них по выбору, так же как и защита дипломов и диссертаций. Из 100 газет 12 издаются на шведском языке. И финны, и шведы слушают выпуски новостей на родном языке. Двуязычны все документы, объявления, на двух языках обращаются к клиентам работники сферы услуг. При вступлении в должность новый глава государства приносит присягу на двух языках. Все служащие обязаны владеть обоими государственными языками.
Своеобразна языковая политика в США, где, как и в Англии, нет ни государственных органов, отвечающих за языковую политику, ни «языковых академий» – законодателей и кодификаторов языковой нормы, как во Франции и Испании. Языковую политику определяют организации, представляющие интересы непривилегированных слоев общества, по существу меньшинств, и реализуют её в рамках официальной защиты прав человека. Языковая политика чаще всего сводится к запрету на официальное употребление некоторых слов и устойчивых словосочетаний, вызывающих у представителей меньшинств негативную реакцию.
Опыт свидетельствует, что идея государственного языка принимается только в том случае, когда все существующие в стране языки получают статус таковых, как в Финляндии, или когда в условиях многоязычия государственным становится язык меньшинства. Например, один и тот же малайский язык в качестве государственного в двух странах – Индонезии и в Малайзии – воспринимается населением по-разному. Когда в 1928 г. малайский язык был переименован в индонезийский и получил статус государственного, политических осложнений не было. Во-первых, это был язык национального меньшинства в условиях численного и политического преобладания других этносов. Во-вторых, он близок к языкам других этносов и относительно прост в сравнении с яванским. В-третьих, малайский язык давно использовался в качестве средства общения на всём архипелаге. В-четвертых, учитывалось наличие на нём классической литературы. В-пятых, он был авторитетен как средство общения патриотических сил в период национально-освободительной борьбы. Предпочтение, отданное малайскому языку в условиях очень сложной языковой ситуации (напомним: 300 этнических единиц, 180 млн человек, свыше 400 местных языков и основных диалектов), не привело к крупным межнациональным конфликтам на языковой почве.
В Малайзии же, где малайцев 54 % и они занимают господствующие политические позиции, малайский язык в качестве государственного не принимается китайцами, которые составляют 35 % всего населения и доминируют в экономике и торговле. В этих условиях усилилась роль английского языка: судопроизводство в высших инстанциях, издание особо важных указов, постановлений, государственных актов, в высших органах государственной власти и здравоохранении [Кондрашкина 1986].