Теория языка: учебное пособие

Однако может случиться так, что пиджин, ни для кого не являющийся родным, начнёт использоваться в межэтническом общении, расширит свои функциональные возможности и может превратиться в родной язык каких-либо этнических общностей, т. е. нативизироваться (стать родным). Такие расширенные пиджины называются креольскими языками. Креолизация – это процесс нативизации расширенного пиджина, сопровождающийся ещё большим расширением его функциональной валентности и структуры. Известны англокреольские ток-писин в Папуа-Новой Гвинее, сранан-тонго в Суринаме, франкокреольские креоль-сесельва на Сейшельских островах и ансьен на Гаити, португалокреольские языки в Гвинее-Бисау и Кабо-Верде. Само собой разумеется, что креольский язык и язык-источник – это уже две различные системы. Расширенный пиджин на основе русского языка существовал в XIX в. в городе Кяхта, торговом центре на границе России и Монголии [Дьячков 1988].

Другим примером пиджина на русской основе может служить руссенорск, свыше 150 лет функционировавший в арктическом районе Европы, где русские поморы вели меновую торговлю с норвежскими рыбаками. Руссенорск сложился в результате взаимодействия русского поморского диалекта и северно-норвежского варианта лансмола. В условиях полиэтнизма Северной Европы в этот пиджин внесли свой вклад финский, английский, голландский и саамский языки. Большая часть текстов на этом ныне мёртвом пиджине записана в Норвегии. Зафиксировано около 390 слов руссенорска. 47 % словаря – лексемы норвежского происхождения. Морфология предельно проста: практически нет словоизменения и словообразования. Синтаксис – русский со свободным порядком слов.

Этнографам известен ещё один арктический пиджин на территории России. Это таймырский пиджин на базе русской лексики и синтаксиса урало-алтайского типа. Им пользуются представители небольшой северной народности – нганасане – в межнациональном общении с иноязычными земляками (долгане, ненцы, эвенки, энцы) [Возникновение и функционирование контактных языков… 1987].

15.4. Вопрос о пределах взаимовлияния языков

Наиболее благоприятным условием контактирования является билингвизм – владение индивидуумом двумя языковыми системами. «…Всякое взаимное воздействие языков требует наличия людей, которые хотя бы в незначительной степени были двуязычными» [Щерба 1974: 67]. Примером может служить взаимодействие русского и бурятского языков. В силу жизненной необходимости русские обучались бурятскому языку и постепенно стали двуязычными. Бурятские слова стали привычными для русского сибиряка, и он не чувствовал их иноязычного происхождения: жалгай 'рытвина', тулун 'кожаный мешок', дымбэй 'напрасно', отхон 'младший', урген 'охотиться'. Типичная фраза: «—Лонысьмы с братаном по елани сундулой хлымяли, а в пади адали гуран взревел» – «Недавно мы с двоюродным братом ехали вдвоём на одном коне (сундулой), полурысью, а в лощине как будто (адали) закричал козёл» [Дарбеева 1968: 202–203].

Проблема контактирования всегда связана с вопросом о степени устойчивости языка, о возможности заимствования на фонемном и морфемном ярусах языка. Если лексические и синтаксические заимствования никто под сомнение не ставит, то заимствования в области морфологии и особенно фонетики часто оспариваются. Широкие конкретные обследования показали, что заимствования возможны и на этих ярусах. Так, под влиянием русского языка в марийском появились фонемы <ф>, <х>, <ц>,<р'>, <т'>, <б> [Патрушев 1970], а в бурятском языке – фонемы <в>, <ш>, <ч> [Дарбеева 1968: 207]. Правда, новые фонемы встречаются чаще всего в заимствованных словах, что даёт некоторым учёным основание сомневаться в возможности «чисто фонетических» заимствований. Однако здесь не всё так просто, поскольку «характерные фонетические особенности имеют тенденцию к распространению на обширных территориях, вне зависимости от лексики и строя языков, вовлечённых в этот процесс» [Сепир 1993: 241].

Заимствуются целые классы слов. Например, в коми-пермяцком языке класс исконных имён числительных заменяется русскими числительными, которые начинают подчиняться законам грамматического строя коми-пермяцкого языка [Кривощекова-Гантман 1970]. Могут заимствоваться семантические модели (meaning pattern), и в этом случае лексика одного языка во многом представляет собой психологический и культурный перевод другого [Сепир 1993: 241].