Теория языка: учебное пособие

Мы уже упомянули его «теорию географического выравнивания» (1870), нанесшую первый удар по «родословному древу» Шлейхера. Но он прославился и другим – созданием нового направления «слова и вещи» (автор книги «Sachen und Worter» /«Вещь и слово»/ 1912), активнейшей борьбой за подлинную науку с обоснованной теорией и знанием фактов многих разных языков (сам он был специалистом по романским и кельтским языкам, албанскому, баскскому, языкам Кавказа, знал финно-угорские языки и др.), с верой в социальную природу языка (язык – «продукт социальной жизни»). Само направление «слова и вещи» было ориентировано на тщательный учёт значения и происхождения слов, разграничение характера их семантики (слова – вещи, слова – процессы, слова – отношения). Однако особенно интересны его наблюдения над рождением внутренней формы слова, опирающейся на разное видение предмета. «Пусть читатель вспомнит об исключительном обилии синонимов среди названий растений – и он без труда убедится, что в одном случае решающая роль принадлежит сравнению с другими растениями, в другом случае – восприятию красоты, в третьем оценке полезности, в четвёртом – суеверию и т. д.» (цит. по: [Панов 1973: 198]). Думается, что здесь проницательный учёный подчеркивал разницу в предмете изучения между двумя ныне существующими науками о значении слова – ономасиологии (путь: от вещи к значению слова) и семасиологии (путь: от значения к вещи).

Бескомпромиссный в отстаивании своих научных убеждений перед противниками и друзьями, Г. Шухардт доводил до крайности и свои научные взгляды и формулировки. Так, например, занимаясь заимствованиями и вообще контактами между языками, он не только считал, что нет и не было ни одного чистого языка, свободного от заимствований, но и вообще выделил смешение как основной закон, по которому возникает сходство между языками. В этом смысле он даже преуменьшил роль их врождённого сходства. Конечно, в лексике это могло быть и так. А в грамматике? Бескомпромиссность, ироничность острого на язык и поступки Шухардта отпугивали от него даже близких друзей. Он так и остался одним «отдельным крупным учёным», не оставив после себя школы и верных последователей.

Московская лингвистическая школа

3.2. Филипп Фёдорович Фортунатов (1848–1914)

Ф.Ф. Фортунатов известен в научном мире как 1) создатель «Московской лингвистической школы», воспитавшей большую плеяду отечественных учёных (в их числе А. А. Шахматов, В.К. Поржезинский, Н.Н. Дурново, Д.Н. Ушаков, М. Пешковский и др.) и первоклассных зарубежных исследователей (среди них А. Белич, Э. Бернекер, X. Педерсен и др.), 2) основатель формального направления в языкознании; 3) один из самых проницательных исследователей в области индоевропеистики, славистики и балканистики (автор фонетического закона Фортунатова – Соссюра).

Можно без преувеличения сказать, что именно с Ф.Ф. Фортунатова начался выход российского языкознания на мировую арену и перемещение центра лингвистических достижений из Германии (Лейпцига) в Россию.

Московский университет был его alma-mater, здесь он учился на историко-филологическом факультете в 1864–1868 гг. и после научных поездок в Литву, Германию, Францию и Англию, давших ему широкие знания в области санскрита, пали (язык буддистов Южной Индии), греческого, литовского и других языков Европы, четверть века (с 1876 по 1902 гг.), вплоть до переезда в Петербург в связи с избранием академиком, занимался преподавательской деятельностью.

Не отличаясь красноречием при чтении лекций по древнейшим периодам индоевропейских языков, он не мог сделать их яркими и увлекательными. Но всех покоряла его математическая выверенность и точность формулировок, ювелирная обработанность приводимых фактов, безукоризненная логичность и последовательность изложения. И аудитория его слушателей ширилась. «Языковед-математик» – так характеризуют его поразительную способность к логике и абстракции мышления.

Будучи младограмматиком по университетской подготовке (лингвистические дисциплины он слушал у Ф.И. Буслаева) и дальнейшему образованию (в Лейпциге посещал лекции Лескина, Курциуса и Вебера), он отказался от их психологизма, заменив его грамматическим формализмом – учением о форме слов, доведя его до крайности. Его последователи, проф. Н.М. Петерсон, а применительно к школьной практике – А.Б. Шапиро, превратили положения его концепции, как показалось многим учёным и методистам, в подобие абсурда.