Теория катастрофы

Не ответить на такое чувство — это как ударить ребёнка.

Но Джерри сказал:

— Элиза, я люблю Никки!

В его голосе были и боль, и непреклонная решимость.

Девушка вскрикнула, как птица, жестоко раненная на лету, сверкнула заплаканными глазами и, не разбирая дороги, вихрем умчалась в чащу леса — оскорблённая и прекрасная, в облаке огненных волос.

Джерри остался на солнечной тихой полянке один, тяжело переводя дыхание и пытаясь поднять упавшее сердце.

Оранжевая бабочка спикировала на ослепительно-белую футболку, брошенную хозяйкой, вцепилась в неё всеми лапками и, натужно жужжа, как огромный шмель, поднялась в воздух и медленно полетела вслед за Элизой.

— Чёрт! Дьявол! Чёрт! — Джерри был совершенно выбит из колеи.

Забытый лаптоп валялся у камней.

Глава 15 ИМПЕРАТОР СЕВЕРНЫХ

В пятницу во время ужина Никки обратилась к Дзинтаре непривычно официально:

— Принцесса Дзинтара, могу я попросить вас представить меня королю Шихину?

Дзинтара вскинула красивые чёрные глаза:

— Когда?

— Как можно быстрее...— сказала Никки, вернувшись к обычному тону,— у меня к нему важный разговор. Ты же понимаешь, что я не буду по пустякам тревожить такого человека. Дело прямо касается вашей династии, но в детали я не хотела бы сейчас вдаваться.

Дзинтара задумалась и кивнула.

— Поговорим из моей комнаты — там спокойнее.

Комната принцессы, в которую Никки попала впервые, поразила её шкафом, полным старых бумажных книг, и огромной белой шкурой на кровати.

— Чей это мех?

— Полярного медведя,— сказала Дзинтара,— память о единственном моём убийстве... Напоминание, чтобы оно осталось единственным.

— Зачем же ты на него охотилась?

— По детской наивности мне думалось, что... будет интересно, но оказалось, что это не так...— ответила русская принцесса.— Не думай, что этот зверь был тихим плюшевым мишкой: он задрал человека, поэтому и выдали лицензию на его отстрел. Но убийство даже такого людоеда мне категорически не понравилось. Больше не буду никого лишать жизни. Даже в биологии выбрала мирную ботанику.

— Я тебя понимаю...— Никки глубоко вздохнула,— осознавать себя причиной смерти даже убийц — очень болезненное ощущение.

Другой примечательной деталью в комнате Дзинтары оказались старые картины маслом. Самая большая изображала крепкого старика-шахтёра с седеющей бородой, присевшего в подземном штреке на тачку, нагруженную породой. Старик опирался на истончившуюся от работы рукоять кирки и был одет в грубую зелёную куртку со швами наружу, тёмную шапку и шарф из красной клетчатой шотландки. Брюки перехвачены ниже колен верёвочками — чтобы горная пыль не набивалась. Живые глаза старика устало и настороженно смотрели прямо на Никки — куда бы она ни перемещалась в комнатном тесном пространстве.

— Девятнадцатый век, малоизвестный английский художник Шау, но мне нравится,— сказала Дзинтара.— Этот старик смотрит сквозь время и напоминает мне о моих предках, Которые работали в уральских горах. Я сама купила эту картину у Кристи.

Остальные картины были пейзажами. Выполненные крупными мазками, вблизи они выглядели почти хаотично, а при взгляде с расстояния превращались в яркую картину сада, берега с лодками или старинного города.

— Французские импрессионисты,— пояснила принцесса,— большей частью — Ван-Гог.

— Оригиналы?

— Далеко не все,— с сохсалением вздохнула хозяйка комнаты.— Ван-Гога просто невозможно достать. Это молекулярно-прецизионные копии.

— Ван-Гог — тоже девятнадцатый век? — сказала Никки, указав на картину с огромными звёздами, вокруг которых удивительно завихрялось, искривлялось небо.—Хм... этот гений предвосхитил Эйнштейна: художник раньше учёного понял, что ослепительная и могучая звезда просто НЕ МОЖЕТ оставить пространство вокруг себя мёртвым и равнодушным.

Дзинтара кивнула:

— Знаменитая «Звёздная ночь».

— Что это за книги? — спросила Никки, с любопытством глядя на позолоченные старинные обложки за стеклом шкафа.

— Сочинения моих любимых поэтов и писателей.

— Сколько же языков ты знаешь? — спросила Никки, разглядывая названия, где ей часто были не только непонятны словa — даже буквы принадлежали неизвестным ей алфавитам.

— Свободно — только два,— невозмутимо сказала Дзинтара,— английский и русский. Хорошо знаю испанский и японский. Неплохо читаю на китайском и французском. Ну и итальянский, португальский и немецкий — на уровне бытовой беседы, шоппинга и заказа в ресторане.

— Потрясающе,— позавидовала Никки,— а я, кроме английского, только начала учить французский. Это родной язык мамы. С детства помню лишь: «Са ва? Тре бьен...» и мамину колыбельную.

— Зато у тебя масса других талантов,— улыбнулась Дзинтара.

— Почему книги так старо выглядят?

— Здесь только прижизненные издания с автографом автора...— спокойно сказала Дзинтара.— Мне нравится брать в руки книгу, которую держал сам поэт. Это похоже на братское рукопожатие...

— Здорово! — восхитилась Никки.— Наверное, каждая такая книга стоит целое состояние.

— Наверное,— равнодушно пожала плечами принцесса и нажала кнопку на своём т-фоне.