Теория каваии

Я вижу нечто милое.

Это нечто милое связано с некоторым участником ситуации. Он может быть носителем (обладателем) этого милого, либо же мы оба – внешние наблюдатели ситуации.

Я считаю необходимым сказать об этом.

Говоря об этом, я использую слово каваии.

Говоря каваии, я желаю выразить положительную оценку наблюдаемого объекта.

Говоря каваии, я хочу вызвать приятную реакцию собеседника.

Я ожидаю адекватной реакции со стороны собеседника (соучастника ситуации).

Если собеседник – носитель (обладатель) каваии, он отвечает мне благодарностью.

Если собеседник – такой же внешний наблюдатель ситуации, как и я, он реагирует на ситуацию аналогичным образом, повторяя слово каваии.

Каваии в русской литературе. Краткий обзор

В своей книге Ёмота рассматривает примеры каваии из японской литературы. Любопытно отыскать нечто подобное в литературных традициях других стран и составить своеобразную историю мировой литературы с точки зрения каваии: мысли о написании специфических историй такого рода постоянно встречаются в трудах Ролана Барта.

Буквально несколько набросков к коллективному портрету каваии из русской литературы. Чеховская «Душечка». «Бедная Лиза» Карамзина. Издевательства Грибоедова открывают страницу «кавайных зверюшек» в русской литературе: «Ваш шпиц – прелестный шпиц, не более наперстка! / Я гладил все его; как шелковая шерстка!» Наташа Ростова, Кити (хэллоу, Китти!), Долли (хэллоу, Долли!)… отношение Толстого к милому, женственному, кокетливому заслуживает специального пристального рассмотрения. Предварительный вывод: в нашей классике женская милота и трогательность соседствуют, с одной стороны, с трагедийным, роковым началом, а с другой – с недостатком ума у ее обладательниц (в глазах авторов-мужчин, разумеется).

Пожалуй, самым ярким и центральным примером каваии в нашей литературе можно считать набоковскую «Камеру обскуру». Роман начинается так: