Сегодня кое-что произошло, и я даже не знаю, что сказать…
Как бы странно (и, наверное, жутко) это ни звучало, ты единственный человек, кому, я думаю, могу это рассказать и не почувствую себя сумасшедшим.
Что-ж, я вроде как разбил свою машину в субботу ночью.
Да, ох… я, наверное, нарушил свое обещание. И мне очень жаль.
Но потом, в школе, девушка, с которой я никогда не разговаривал, отдала мне мой кошелек.
Ты все еще тут?
Эй?
Она сказала, что нашла его рядом с местом аварии.
Вот и я думаю.
Она сказала, что ей нравится исследовать места аварий, или что-то в этом роде.
Что сперва показалось мне ненормальным… Но чем больше я об этом думаю, тем все страннее… и странным образом приятнее?
Ага. И она тоже очень милая.
Она носит такие очки – «кошачий глаз», которые мило поправляет ближе к переносице…
А когда она улыбается, появляются милые ямочки на щеках. Блин.
Можно и так на это посмотреть, я думаю.
Я никак не могу прекратить думать о том, насколько комфортно мне было рядом с ней.
Ага. Как будто мне было суждено заговорить именно с ней в этот момент времени.
Я точно так же себя чувствовал, когда говорил тебе о Стеф.
Моя бывшая.
Это самое неловкое…
Я не знаю его.
Моя бывшая.
Она новенькая!
До этого момента я не хотел с ней знакомиться.
Я же не знал…
Эй, не осуждай меня. У меня и без этого было полно мыслей в голове.
Только-только восемнадцать исполнилось.
Я очень хочу поговорить с ней снова.
Но я ничего о ней не знаю.
В этом смысл анонимности, разве нет?
Что мне вообще ей сказать?
Туше, друг по анонимной эмоциональной поддержке.
Туше.
Миссия
Энди этого не сделал.
Не спросил ее имени.
На самом деле, несмотря на целых два совместных занятия подряд, они не обменялись ни одним словом за следующую неделю.
Но дело было не только в нем. Он клялся, что это так. Да, он полностью прогулял вторник – частично из-за похмелья; в понедельник он еще кутил – в среду он был практически готов заговорить первым. В момент, когда они встретились взглядами, столкнувшись в коридоре, он был уже готов начать… но она быстро отвернулась и исчезла.
Остаток дня он провел, думая, было ли что-то такое в выражении его лица.