Теория лжи

— Позвонишь по этому телефону, — сказал Слепой и назвал по памяти номер телефона, который показал ему Потапчук, — и скажешь, что ты от Сморчка. А дальше спросишь: «Рюкзак нужен?»

— Понял, — кивнул Степан. — Когда это нужно сделать?

— Вот доешь пельмени и позвони… — распорядился Слепой, затем на мгновение задумался и достал из кармана мобильник, симка которого была зарегистрирована на подставное лицо. — Вот с этого телефона.

Доев пельмени, Степан взял у Слепого мобильный и на удивление четко и точно выполнил все то, о чем тот просил. Слепой не мог не заметить, что, как только Степан начал звонить, с его лица бесследно исчезло чуть глуповатое выражение. Он был сосредоточен и серьезен.

Чтобы слышать разговор, Слепой включил громкую связь. И уже по первому недовольному хрипловатому «Але!» понял, что откликнулся сам Хозяин. За эти годы голос у него практически не изменился.

— Здравствуйте. Я от Сморчка. Рюкзак нужен? — деловым тоном проговорил Степан.

— Вечером, в одиннадцать-двенадцать, приходи, рюкзак… — будто с издевкой сказал Хозяин и отключился.

— Сказал приходи, — повторил Степан, тоже выключив телефон. — Только вот, куда прийти, не сказал.

— Я знаю куда, — заверил его Слепой.

— Это как-то связано с наркотиками? — чуть понизив голос, спросил Степан.

— Много будешь знать — скоро состаришься. А ты мне нужен молодым и здоровым, — проговорил Слепой, прикидывая, насколько можно открыть перед Степаном карты.

— Да нет, просто, чтобы исполнить какую-то роль, а я так понимаю, должен буду это сделать, мне нужно точно знать, кого играть.

— Хорошо, — кивнул Слепой. — Тебе действительно придется исполнить роль наркодилера. Я поеду с тобой…

— В Люберцы? — проявил неожиданную осведомленность Степан.

Слепой пристально глянул на Степана и кивнул. Теперь не было времени интересоваться, откуда Степан знает о Люберцах.

— Я поеду с тобой и буду тебя страховать. Кроме тебя, как я предполагаю, туда приедут еще несколько человек. Будешь действовать, как они. Возьмешь товар и вернешься сюда, на эту квартиру. А я сяду на хвост одному из твоих «коллег»…

— Понял, — кивнул Степан и направился в прихожую.

— Твоя задача — как можно раньше получить товар и вернуться домой. Дальше будем действовать по обстоятельствам.

Учитывая высокое качество и надежность московских пробок, чтобы приехать в Люберцы к назначенному времени, нужно было уже выезжать. По дороге они заехали в магазин и купили обычный школьный рюкзак яркого кислотного цвета.

Теперь их ждали легендарные Люберцы.

Степан, нацепив на спину рюкзак и устроившись в машине на заднем сиденье, неожиданно развеселился и, когда они снова тронулись с места, сначала просвистел, а потом пропел:

Сшей мне, мама, клетчатые брюки,
Я в них по Люберцам пройду!

И, продолжая дурачиться, спросил:

— Может, мне еще брюки в клеточку купить?

— Ты думай, как себя вести, чтобы в первую же секунду тебя не раскололи, — одернул его Слепой, выруливая на главную дорогу.

Глава 4

Самым мучительным для Макса — еще недавно Лущика, а теперь Виннера — после того, как он перебрался на постоянное местожительство в Штаты, были сны о его советском детстве. В последнее время его начало буквально преследовать одно и то же утреннее видение. Ему снилось, как они с Федором и отцом едут на их стареньком зеленом «жигуленке» забирать из роддома их младшего брата — Рыжего. Его по имени они никогда и не называли… Рыжий, Рыжик… Во сне все было таким реальным, что казалось, он даже чувствует запах бензина. Но самым главным было чувство абсолютной гармонии и счастья, потому что рядом сидел Федор. Он чувствовал его плечо, все его тело, он крепко сжимал его руку. Они с Федором были близнецами, и поэтому, сколько Макс себя помнил, рядом всегда был Федор. Мама, отец ходили на работу, ездили в командировки, а Федор был рядом. Дома, на улице, в детском саду, в школе и даже в университете, куда они поступили учиться на химфак, Федор был рядом. Федя, как утверждала мама, родился на пять минут раньше, чем Макс, и поэтому его можно считать старшим. Но Федор и сам всегда почему-то чувствовал себя и вести старался как старший. Когда Макс с Рыжиком хулиганили, что-нибудь ломали, Федор брал всю вину на себя. Родители, скорее всего, догадывались, кто виноват на самом деле, но почему-то делали вид, что верят Феде. Они с Федей пошли в маму и были похожими как две капли воды. Оба светловолосые, голубоглазые, с резкими, чисто арийскими чертами лица. А вот Рыжик пошел в отца, он и в самом деле был солнечно-рыжим. Однако во сне они еще только ехали забирать младшего братика. Эта поездка в роддом за Рыжим, казалось, была бесконечной, но тут кто-то чужой, реальный вдруг грубо тронул его за плечо. И звонко, резко, на чужом, английском языке прямо над ухом зазвучало противное:

— Макс, вставай!