Неустоявшаяся терминология отечественных медиаисследований, несомненно, отражает и революционность современного этапа в развитии медиа. Цифровизация процессов сбора, производства, распространения и хранения медиасодержания, что традиционно было основополагающей характеристикой индустрии СМИ, появление новой экосистемы, связавшей медиа-, телекоммуникационную и ИТ-индустрии, трансформация форматов потребления медиа и вытекающие из этого новые социальные реалии заставляют медиаисследователей встраивать происходящее в журналистике и медиа в общественные процессы и в практики повседневности (Couldry, 2012; Couldry, Hepp, 2017; Flew, 2014; Fenton, 2009; Lindgren, 2017).
Перед учеными встают непростые и многоуровневые задачи. С одной стороны, необходимо собирать, постоянно обновляя, массив новых данных, фиксируя и те прорывные процессы, которые на наших глазах происходят в обществе, медиа, среди людей. С другой — по мере расширения современной эмпирической базы становится важным находить адекватные определения явлений и процессов, разрабатывать релевантные исследовательские методики, создавать фундаментальную основу для новых концепций и теорий. Активизировавшаяся в 2016–2017 гг. среди отечественных исследователей СМИ дискуссия о понятийном и концептуальном аппарате, объектно-предметном поле медиаисследований стала ярким проявлением одновременно и глобального, и национального запроса на поиск теоретико-концептуальных оснований нового исследовательского поля (Индустрия российских медиа, 2017: 208–218; Дунас, 2017; Dunas, 2017; Gureeva, 2017).
Необходимость такого поиска, возникшая сегодня не только в России, но и практически во всех странах, стала исторически уникальной, поскольку вне зависимости от уровня и моделей развития журналистики и медиасистем в обществе встали вопросы о природе и значимости инфокоммуникационной среды для устойчивого развития социума (Уэбстер, 2004; Feather, 2004). Как известно, исследования журналистики, а впоследствии и массовых коммуникаций, исторически и географически возникали крайне неравномерно. Они формировались в разные периоды конца XIX–XX вв., отражая не только уровень общественного и технологического развития стран, вытекающую из них концептуализацию гуманитарного теоретического знания, но и уровень востребованности медиаисследований в обществе (Землянова, 2012; Кирия, Новикова, 2017). И лишь на рубеже XX–XXI вв. во всем мире ученые гуманитарного профиля заговорили о новой ступени цивилизационного развития — становлении информационного общества, в котором информация, опосредованная новыми ИКТ, цифровыми медиатехнологиями, стала играть роль драйвера экономического и социального развития (Мелюхин, 1999; Масуда, 1997; Castels, 2009; Гуманитарные исследования в Интернете, 2000).
Именно по этой причине в конце XX — начале XXI столетия интерес к научному изучению массовой коммуникации и медиа стал поистине глобальным. Во многих регионах мира, и особенно там, где медиаисследования прежде не попадали в фокус социально-гуманитарных наук — в Азии, Латинской Америке, странах Восточной Европы, на постсоветском пространстве, в данном объектно-предметном поле было опубликовано большое количество научных статей и монографий, сформировались оригинальные национальные исследовательские школы, возникли национальные ассоциации ученых (Thussu, 2009; Curran, Park (eds.), 2000).
Все это свидетельствовало о повышении значения медиаисследований не только для традиционной академической науки, но и для общественных дискуссий, для осмысления роли журналистики и медиа в социальном развитии в целом. В контексте развития социогуманитарного знания во многих странах мира все заметнее проявлялся запрос на формирование теории медиа, что стало академическим ответом в том числе и на запрос общества и массовой аудитории на актуальную общественно-политическую информацию (Nordenstreng, 2009: 254266). Это, в свою очередь, породило и объективные экономические процессы в медиабизнесе — рост инвестиций в газетно-журнальный, а впоследствии и в аудиовизуальный бизнес как со стороны медиапредпринимателей, издателей и вещателей, так и со стороны рекламодателей (Curran, Seaton, 2010; Albarran, 2010; Doyle, 2013).
С середины XIX в. на становление теоретических подходов к медиа значительное воздействие начала оказывать политическая система национального государства: для проведения регулярных демократических выборов во все органы власти обществу потребовались каналы распространения политических программ партий и кандидатов. Сформировавшаяся во многих европейских государствах массовая ежедневная пресса, система журналов, другие компоненты системы передачи новостей внутри и за пределами государства, прежде всего информационные агентства, оказались ключевой инфраструктурой для политической жизни (Christians, Glasser, McQuail, Nordenstreng et al., 2009; Thussu, 2007; Boyd-Barret, Rantanen, 2000).