Теория мироздания, или Добро пожаловать в бесконечность

– Парень, вот я бы уступил ей место, постоял бы на своих двоих. Да и вообще стоять на своих ногах это же счастье, как эта бабка этого не понимает, как ты, парень этого не понимаешь? Да пускай у меня будет тысяча болезней ног, пускай они постоянно болят, но я смогу на них ходить! По-моему это намного лучше, чем сидеть всю жизнь, сидеть и понимать, что природа тебя обделила по полной программе и как будто дразнила:

– Эй, Азар, смотри, все могут ходить, а ты искалеченное ничтожество сидишь и взираешь на них из инвалидной коляски. – Он вздохнул, скоро его остановка, бабулька уже давно вышла, парень ей так и не уступил.

– Интересно, у него зрение от телефона село? – подумал Азар и выкатил из автобуса на своём драндулете. По-другому это чудо техники нельзя было назвать, потому что оно досталось от бабушки, у которой в старости ноги отнялись. На новую коляску родители тратиться не хотели, особенно учитывая то, что есть старая.

Весила коляска прилично, раньше ещё не умели делать лёгких, как сейчас, но зато у него здорово развились руки, если бы обычный человек сел в неё, скорее всего ему бы управление давалось с трудом. Азар же, без труда гонял на драндулете, иногда даже быстрее, чем средняя скорость пешком.

Вот он въехал в свою школу, поздоровался со всеми, первый урок ИЗО, не сахар, хотя казалось бы легко, что ж, не в этой школе. Училка заставляла множество раз приходить на исправление и получить три было просто прекрасно, а четыре это только если у неё хорошее настроение, ну а на пять, как известно ученик сделать не может, потому что он ещё не повидал столько видов, как она и ещё слишком глуп.

– Привет, Азар, – поздоровался с ним его друг Даня

– Привет, не знаешь, чё будем рисовать в этот раз, или она ещё на больничном? – С этими словами он приветственно поднял руку, потом крепко пожал слабую ручонку друга. Их дружба началась тогда, когда стало понятно, что он понимает в математике и физике, но ни черта не смыслит в гуманитарных предметах, а у Дани всё с точностью до наоборот. Он поправил свои смешные, толстые очки, пожал плечами и, наконец, выдал:

– Не знаю, другие говорят, что дерево какое-то, стирилизованое, что ли, не знаю, всем эту фигню даже домой отдали, по-моему, несложно, синий взять, два раза мазнуть и готово.

– Стерилизованное, вот бы ты ей это сказал, – рассмеялся Азар, а потом притворился, что наливает из одной пробирки нечто химическое в другую. – Не подходить, ведётся стерилизация деревьев. – Даня тоже рассмеялся, но потом спросил:

– А как правильно-то?

– Стилизованное, – сказал Азар. – Это что-то вроде очень простое, ну или… Короче я же не художник, спроси у неё сам.

Ну, нееет, – протянул Даня, изображая на лице испуг. – Давай ты спросишь про это, а я спрошу, почему в наших кружках, которые мы сами покупали за свои деньги, плавала краска, на которой каким-то образом начала расти плесень.

Ага, – печально поддакнул Азар. – Ты ещё попробуй, спроси про то, куда делись все двадцать восемь альбомов, хотя это уже не актуально. Но я вот до сих пор думаю, куда она их дела, съесть вроде не могла, значит, в макулатуру сдала. А потом говоришь ей, а она тебе в ответ, вы сами мне альбомы не приносили, у меня хорошая память, у вас их и не было. А то, что каждый из двадцати восьми человек может ей сказать обратное, это все брехня, все, наверное, всем приснилось, коллективный сон, так сказать, только учителя умные, а ученики, как правило, тупее некуда, как там ты говоришь, иерархическая лестница государства. Я тебе могу сказать иерархическая лестница школы, и мы в этой лестнице на самой последней ступени примостились, смотрим, как бы не грохнуться.

Тут с лестницы донеслись тяжёлые шаги. На мгновение всё стихло, а потом в проёме возникла великих размеров фигура Зинаиды Георгиевны. Зинаида Георгиевна сначала вела у девочек технологию, они от неё просто выли, некоторые даже всерьёз захотели перевестись к мальчикам. Через некоторое время учитель по ИЗО уволился и не понятно с какого перепуга Зинаида Георгиевна заменила его, вела она предмет отвратно, придираясь к каждому штриху, так ещё и вещи ребят иногда куда-то испарялись (она сама не знала куда, или вернее не помнила). Коронной фразой на все протесты у неё всегда было:

– Я помню, у меня хорошая память, дети! – Как-то раз Даня сразу после этого шепнул Азару:

– Она немного путает память и шизанутость, – Азар тихо засмеялся и ответил:

– Да, шизики, они такие, всё всегда помнят…

Еще Зинаида Георгиевна почему-то питала ненависть к Азару, а учитывая то, что рисовать он не умел и не любил, ему приходилось не сладко. Родители уже собирались, писали заявления, но учителя не смещали, видать там были какие-то знатные связи, без этого таким учителям не протянуть.