– Какое у вас, Машенька, украшение интересное, – выговорила она внезапно осипшим голосом.
– Да? Спасибо! – охотно отозвалась девушка. – Мне тоже нравится. Папа подарил на день рождения. Так старался… Это ведь серебро, авторская работа, в единственном экземпляре! Еще сережки были такие же, только одна потерялась. Так жалко – ужас! До сих пор с собой ношу, все надеюсь – а вдруг найдется?
Она потянулась к своей сумочке:
– Вот, смотрите! Оригинальная, правда?
Ирина отшатнулась, словно увидела привидение. Нет, хуже… На узкой ладошке лежал осьминог с растопыренными щупальцами – точно такой же, как тот, что она вытащила из-под матраца давным-давно, в другой жизни… Она прижала пальцы к вискам, словно хотела унять головную боль.
Сын видел, как она побледнела, как сжались губы.
– Мам, ты что? Тебе плохо? Может, таблетку дать какую-нибудь? Да скажи ты хоть что-нибудь, не молчи!
Он вскочил, с грохотом отодвинув стул, и засуетился вокруг нее. Такой большой, неуклюжий, словно щенок-подросток… Хороший все-таки мальчик вырос, заботливый!
Совсем не в отца – и слава богу.
Ирина постаралась улыбнуться и отрицательно покачала головой:
– Нет, Толик, не надо. Все в порядке. И вы, Машенька, не расстраивайтесь – кажется, я могу вам помочь.
Она прошла в прихожую, взяла сумку с вешалки, достала серьгу из потайного кармашка. Сейчас осьминог вовсе не казался символом беды – просто безделушка. Ирина вернулась на кухню и протянула ее девушке:
– Вот. По-моему, это ваше.
Маша посмотрела на нее удивленно, потом просияла радостной улыбкой.
– Ой, Ирина Сергеевна, спасибо большое! Значит, я ее у вас посеяла? А мы с Толиком искали-искали – и не нашли! Все углы обшарили. Я уж подумала – на улице обронила…
Ирина видела, что сын покраснел и смущенно потупился. Кажется, сообразил, где именно нашлась пропажа! Нехорошо, конечно, предаваться любви в родительской спальне, но ведь их тоже можно понять, дело молодое…
Она чуть улыбнулась и очень серьезно сказала:
– Некоторые вещи не теряются насовсем. То, что нужно… никогда не пропадает.