— Ах, здравствуй, Москва. Какая ты старая стала… как постарели, поблекли девочки из нашей школы… Сколько вам лет? Двадцать четвертого года рождения? Понятно… Из вашего класса пять мальчиков в живых? А из нашего двое. Вы давно демобилизовались? В прошлом году? В 1946-м?
— …Я в сорок шестом поступила в школу, — говорит Катя. — В пятьдесят шестом закончила… Потом в институт поступила, не сразу… Какой болван придумал эту затею с танцами по годам?
— Пойдемте, Катя.
Раздаются аплодисменты. Это потому, что музыка окончилась, а мы не слышали.
— Пойдемте, Катя.
Нам хлопают со всех сторон.
— Пойдем… А куда?
Мы идем по скрипучему коридору, сзади в дверях аплодисменты гремят. Потом мы спускаемся по каменной лестнице.
— Куда мы идем? — спрашивает Катя. — Почему мы одни танцевали?
— Я покажу вам, где остальные из нашего класса, — говорю я и подвожу ее к стеклянной двери учительской. — Смотрите.
Я прикладываю руку козырьком и прислоняюсь к стеклу. Катя делает то же самое.
— Видите? — говорю я. — Они все в учительской…
— Где? — спрашивает Катя.
— Вон на доске… На мраморной, — говорю я. — Приглядитесь. Там все фамилии золотом выбиты. Весь список двух классов сорок первого года выпуска.
В лунном свете, если приглядеться, белеет доска с надписями. Но доска висит боком, и слов не разобрать.
— Вижу.
— Катя, мне пора домой… У меня завтра трудный день.
— Хорошо… Проводите меня…
— Не обижайтесь.
— Нет.
— Детка, простите меня. Я немножко сдрейфил.
— Я понимаю.
— Только сейчас понял, что мое детство и юность… в общем молодость… это уже история.
— Вы хотели о чем-то поговорить со мной серьезно?
— Я передумал, — сказал я.
Глава 6. ЛУНА НАД БЛАГУШЕЙ.
Вот разговор, который я записал потом со стенографической точностью.
— Можно я вам скажу… — она запнулась, — комплимент?
— Что?
— Я вот думала иногда, вот что в вашем поколении привлекательно? Вот попросту… Можно о поколении?
— Валяйте.
— Я раньше думала, может быть, вы покоряете комплиментами. И это есть. А женщине это всегда приятно. Вот вы утром сказали — плащи в грязь, под ноги… Сейчас этого не говорят. Сейчас под ноги кидают только обертки от мороженого.
— Не в этом дело.
— Конечно. И я говорю, не в этом дело. Всему этому можно научиться. И место уступать и целовать руку. Вы целуете руки женщинам?
— Ага.
— Я так и думала. Не это действует. Знаете, что действует?
— Что?
— То, что вы все боитесь разлуки. И замолчала.
Крепко она меня поддела. Мне это даже в голову не приходило.
— В этом что-то есть, — говорю я, а сам чувствую. — Есть! Есть!
— Вы поэтому и встреч боитесь.
— Занятно, — говорю я. — Каждая встреча — это потенциальная разлука. Вы это имеете в виду?
— Сейчас боятся драм, скандалов, а вы больше всего боитесь разлук. Это женщина сразу замечает. Разлук сейчас не боятся. Расстаются легко. А вы боитесь.
— Слишком их было много. Сердце не выдерживает.
— Так надо же дополнять! Надо не бояться встреч, как мы, и надо бояться разлук, как вы. Тогда все будет хорошо.
— Вы умная девочка.
— Знаете что! — сказала она и добавила: — Может быть, я старше вас! Женщина всегда знает, чего хочет, а мужчина никогда не знает. Главный недостаток мужчин, — сказала она задумчиво и важно, — что они как петухи… Откукарекал, а там хоть не рассветай… Покричал, доказал свое «я», смотрит — не о том кукарекал… Его, например, просто тянет к женщине, а он говорит «люблю»… Он любит, а говорит сдавай дружить» и так далее… Он хочет наукой заниматься или искусством, а добивается денег или, наоборот: хочет денег, а занимается искусством и так далее… Вам лишь бы доказать свое «я». Как купцы из Островского, честное слово. А себя никто из вас не знает. А женщина себя знает.
— А какой главный недостаток женщин? — спрашиваю я, дождавшись, пока она кончит. — Знаете?
— Какой?
— Склонность к торопливым обобщениям, — говорю я. — Это мне одна женщина сказала.
— Чепуха. Просто мы ориентируемся быстрей.
— Тот, кто ориентируется, тот не любит, Вы просто не любили никогда.
— Это вы не любили… — сказала она. — Что вы на меня смотрите? Не любили, и все. Я говорю правду. Вы просто боялись разлуки. А если бы ее не было? Еще неизвестно, остались бы вы с Катариной или нет.
— Полегче. Не так категорично.
— А вот Шурка любила вашего отца. Это сразу видно. И может быть, вы ее любили, только она была старше вас.
…ДОГАДАЛАСЬ ПИГАЛИЦА — ПОДУМАЛ ОН СО СТРАХОМ И МЫСЛЕННО ВЫРУГАЛСЯ… — ЗАЧЕМ Я ВСЕ ЭТО НАБОЛТАЛ?…
— А то, что вы боитесь разлук, это хорошо, — сказала она. — Значит, если будет любовь, она будет верная.
— А я еще хотел вас поучать… — сказал я.
— Ничего вы не хотели поучать, — сказала она. — Вы хотели понравиться… произвести впечатление.
— Между прочим, — сказал я скрипучим голосом. — Я тоже не люблю, когда меня поучают!…
— Опять вы не то говорите. Вы не поучений не любите, а искренности.
— Знаете что? — сказал я. — Нам обоим пора по домам.
— Тише, — сказала она. — Тсс…
— Почему?
— Тише…
Какой- то долговязый парень посмотрел на ночное небо и крикнул шепотом:
— Анюта… живей!