Теория невероятности

– Как это сухо, Людвиг, — говорит она. — Как это тяжеловесно, эта немецкая страстность, возникающая из педантизма… Вы убеждены, что ложная мысль не может породить хорошую музыку, но ведь ложная мысль может вызвать отрицание и стать истиной или по крайней мере частью ее? А разве музыка не лучшая часть истины?

– Я много страдал и от вас и от княжеской сволочи, и я знаю вас слишком хорошо — вы не могли додуматься до этой мысли, ибо вы бесплодны, так как всего боитесь. Поэтому я утверждаю, что до этой мысли додумался я, а не вы, Джульетта.

– Какая разница, — небрежно ответила она.

– Людвиг, это ты? — тихо окликает его мужской голос.

Бетховен не слышит.

– Я тебя здесь поджидаю давно, — громко говорит худой человек. — Идем ко мне… Я тебя давно поджидаю.

– Нет, я не могу… Я не достал денег… — отвечает Бетховен.

Голоса их преувеличенно громко звучат на пустых улицах, где черные дома и еще светлое небо.

– Ты не подумай, что я из-за денег, — говорит худой. — Это из-за дочери… Я ей рассказал про тебя, п она не хочет спать… Понимаешь, Людвиг, дочь — это все, что у меня есть на этом свете… Если бы не она… Пойдем, Людвиг, не отказывай мне… Видишь, дождь начинается…

– Ну хорошо, идем, — говорит Бетховен, глядя на тяжелые капли, которые падают на дорогу.

И он идет вслед за худым.

…Они входят в бедную, чистую комнату, освещенную свечой, и их встречает худая девочка с огромными глазами.

– Ну вот, Анна, — бодро говорит худой. — Это господин Людвиг ван Бетховен.

– Здравствуй. Анна. Вот я пришел, но мне сказали, что ты не хочешь ложиться спать.

– Здравствуйте, господин Людвиг… Папа говорит, что вы умеете играть на любом рояле… Это правда?

– Умею, девочка…

Бетховен замечает рояль, открывает крышку и трогает клавишу пальцем.

– Это мать-покойница наша начинала ее учить… Мы тогда хорошо жили… Теперь все… А, глупость… — говорит худой.

– Скажи, Анна, для чего тебе играть на рояле?

– Папа говорит, чтобы развивать пальцы… А на пашем рояле вы тоже умеете играть, господин Людвиг?

– Умею, Анна. По я не умею развивать пальцы. Я умею только рассказывать разные истории…

– Вы мне расскажете? — спрашивает Анна и опускает голову.

– А ты после этого будешь спать? Буду! — отвечает девочка я поднимает голову.

– Ну тогда слушай, — говорит Бетховен и садится за рояль. — Жил-был… кто-то, — говорит он и начинает брать аккорды. — И с ним случилась такая история… Слушай… Значит, так… Когда этот кто-то был еще мальчиком, все удивлялись тому, какой он умный, и все хвалили его за это, и он радовался… Слышишь?… Это он радуется… Но он был бедный, — говорит Бетховен и берет минорный аккорд.

– Как ты? — спрашивает Анна, с жалостью глядя на него.

– Как многие… — отвечает Бетховен. — И вот он стал замечать, что, несмотря на то, что он умней и честней других мальчиков, другие живут счастливее, чем он. И когда он вырос, то самая красивая девушка вышла замуж не за него, а за другого.

– Я выйду за тебя замуж, — говорит девочка. — Ты подожди.

– Хорошо, я подожду, — говорит Бетховен. — И тогда этот кто-то сказал… слушай, — и начинается совсем другая, бетховенская музыка. — Он сказал:

«Это несправедливо!» Да, он сказал так. Слышишь? Это он говорит… Но он был бедный, и над ним посмеялись — слышишь? Но он сказал: «Я не боюсь вас и буду биться с вами до самой моей смерти…» И тогда все враги поднялись на него, и стала темная ночь, когда начался бой… И их было много. А он был один… Вот видишь, это ночь… — говорит Бетховен, не замечая глаз девочки, распахнутых тревогой.

Идет музыка, и будто по дороге провозят пушки, окна звенят и хриплая команда вдалеке.

– И вот его окружили, и он почти погиб, — говорит Бетховен.

– Не надо!… Не хочу! — кричит Анна.

– Не хочешь? Да, ты права. Это возмутительно. Все на одного.

– Не хочу так! Я боюсь,

– Не бойся. Сейчас я сам вмешаюсь в эту истерию. Сейчас я за него заступлюсь. Сейчас… Сейчас… Сейчас я на них такое напущу… — возбужденно говорит он. — Слушан, давай на них напустим солнце… Ага… Ты слышишь, они от этого слова вздрогнули… Эй, слышите, вы?! Солнце! — кричит Бетховен и берет светлые стремительные аккорды.

– Ага! — злорадно кричит он. — Трясутся!

– Трясутся! — гневно кричит девочка Анна. — Еще! Еще!

– Сейчас! Сейчас мы им покажем! — отвечает Бетховен.

– Бегут! Бегут! Слышишь: бегут! Все бегут! — кричит Анна.

– Нет, не все. Здесь с краю притаились еще, слышишь? С ними надо покончить.

– Пускай! Мы их потом! Сначала тех!

– Да, ты права, — быстро и удивленно говорит он. — Сначала тех прогнать. Ты права! Вперед!

Вперед!

– Нет, не с того конца! Отсюда забегай! — кричит девочка, показывая на басы.

– Ты говоришь, отсюда? — спрашивает Бетховен

и быстро целует ее в лоб.

– Скорей! Теперь только скорей! Ага, бегут!

Бегут!

Анна рыдает от счастья.

– Что?! Что?! О, моя девочка! — вытаращив голубые свои неистовые глаза, говорит господин Людвиг.

Анна кидается ему на шею.

– Мы победили, и кто-то жив!

– Жив! Жив! Теперь трубы, Анна… Теперь барабаны! — кричит господин Людвиг. — Ура, мы победили… Теперь победа, Анна!…

Господин Людвиг подскакивает и выбегает в дверь.