Теория невероятности

О закрытии фермы не могло быть и речи. Приехала комиссия из Академии животноводческих наук и постановила огородить хозяйство временной стеной.

И полетели в центр и из центра вопросительные и ответные депеши, загремели телефоны и колокольчики на бурных заседаниях, где хотя и постановили считать невозможным факт неслыханной производительности без увеличения кормов, поскольку это нарушило бы закон сохранения энергии, однако приняли решение о создании опытного животноводческого комплекса союзного значения на месте захудалой городской фермы. Для чего в первую очередь было решено переместить в сторонку подъездные пути к заводу электронного оборудования и обязать строительство производить работы с наименьшим шумом.

Так было по науке. Но город знал, а директор догадывался, что все дело в какой-то смутной связи этих событий с послеполуденным сном Громобоева.

Володин все же решил провести самостоятельное следствие.

Во-первых, он не мог забыть «электронного захолустья», а во-вторых, все равно все нормы делопроизводства были попраны, и следствие, кроме Громобоева и майора, вели все жители города и приехавшие, а вернее, прискакавшие чехардой водолазы-спортсмены, искавшие тело Васьки-полицая, за которым теперь почти автоматически обнаруживались и числились все новые и новые дела, казавшиеся прежде сокрушительно непонятными.

Володин, конечно, участвовал в следствии, помогал майору разбираться в бесчисленных подробностях прошлой жизни городка и показаниях его жителей, имевших явную тенденцию выгородить Копылову, по мужу — Серегину, для которой, несмотря на прежнюю заслугу, не было места в новой жизни, о которой Громобоев сказал… которую Громобоев посмел обозвать… нет, это же непереносимо… хотя Володин и выполнял отдельные мелкие поручения Громобоева, но не мог забыть, не мог, но Володин все же решил уцепиться за одну деталь, ускользнувшую от общего неусыпного внимания.

В показаниях свидетелей мелькнуло прозвище Сиринга, которым Громобоев обозвал Миногу. И Володин решил изучить прошлое Миноги более подробно, чем этого требовало следствие по делу Васьки-полицая. И вот что он узнал.

До войны любила жечь костер на берегу. Ее гоняли.

Она уехала. Война. Оккупация. Костер на берегу горит. Все поняли — Минога вернулась. Ее стали ловить полицаи и герр Зибель, но поймать не смогли… Потом начались бомбежки немецких складов и аэродромов. Ориентиром для наших летевших эскадрилий всегда был внезапно вспыхнувший возле объекта костер. Герр Зибель ловил партизан иногда удачно, иногда нет. Костер горел.

Потом немцы постановили отступать. Обворовали, как полагается, весь город, заминировали его, жителей согнали за колючую проволоку в отдельное место и собирались зажечь возле них костер, когда наша авиация прилетит. Но об этом Володин уже знал. И как Минога зажгла костер в пустом городе, когда партизаны не успели его разминировать, и тем спасла его жителей и погубила чужое войско. Не знал только, что вместо костра зажгла Минога собственный дом, плохонький, ее собственный.

Сообщить же о том, что герр Зибель согнал жителей под бомбовый удар, было уже некому, — Ваську-полицая герр Зибель еще за неделю до того в соседний район с поручением услал, о чем сохранились документы, и доказать Васькину вину в этом страшном деле было нечем. Может, поп знал, да Васька его убил.

Когда поп закричал, то прежде всех в церковь заглянула вездесущая Минога и увидела нож с наборной рукояткой в горле у попа и услышала топот сапог. Она ускользнула и затаилась. Потом услышала крики, увидела выскочивших из церкви немцев, и еще она увидела вбежавшего и убежавшего из церкви Ваську.

Когда же это Громобоев успел быть ее женихом и когда Минога успела его ударить, так что он едва выжил, о чем Володин самолично слышал, стоя за дверью во время ее первого допроса, после которого Громобоев рассеянно приказал отпустить ее восвояси.

И чем больше думал Володин, тем более странным казалось ему все это дело. Странно было, почему местная учительница начальных классов, ныне фактическая жена любимого директора Аичка называет Миногу тетей, не будучи ее племянницей. Ну это Володин быстро выяснил. В соседней местности был детский дом. Минога съездила туда и каким-то образом выпросила себе на воспитание девочку, которая не могла еще произнести своего имени Танечка и говорила Аичка. Город сперва хотел было не велеть ей воспитывать ребенка, но, когда увидел ее дом, вылизанный до блеска за одну ночь, и привезенные игрушки из надувной пластмассы, сжалился над ее бессмысленной жизнью и оставил ее воспитывать Аичку.

Минога работала на заводе фруктовых вод, жила рядом с его территорией и Аичку воспитала на диво хорошо. Послала ее учиться в столичный институт, оттуда она вернулась интеллигенткой, за что и получила в награду молодого директора. Но вот почему ни герр Гибель и никто другой не могли поймать Миногу, когда она запаливала костер, этого Володин так и не сумел узнать.