Широко распространенное мнение, что класс богатых по природе консервативен, стало общепринятым без малейшего содействия со стороны какой-либо теории, рассматривающей место и отношения этого класса в развитии общества. Когда дается толкование его консервативности, то обычно предлагается завистническое толкование: богатый класс противится нововведениям потому, дескать, что у него есть закрепленное законом право на собственность — недостойная материальная заинтересованность в сохранении существующих условий. Толкование, выдвигаемое здесь, не приписывает праздному классу никаких неподобающих мотивов. Сопротивление переменам в системе развития общества является инстинктивным и не основывается прежде всего на корыстном подсчете материальных выгод; это инстинктивное отвращение, возникающее при любом отходе от общепринятого способа обращения с вещами и общепринятого взгляда на вещи, — отвращение, знакомое всем людям и преодолеваемое лишь под нажимом обстоятельств. Всякая перемена в образе жизни и образе мыслей вызывает раздражение. Разница, существующая в этом вопросе между богатыми и простыми представителями рода человеческого, заключается не столько в этом побуждающем к консервативности мотиве, сколько в степени подверженности действию экономических сил, вызывающих перемену. Представители богатого класса не так легко подчиняются требованию нововведения, как другие люди, потому что их ничто к этому не принуждает.
Такая консервативность столь явная черта праздного класса, что она даже стала считаться признаком почтенности. Поскольку консервативность является характерным признаком более богатой, а следовательно, почтенной части общества, она приобрела известную украшающую и наделяющую почетом значимость. Она стала до такой степени обязательной, что приверженность консервативным взглядам, принимается при наших понятиях о почтенности как нечто само собой разумеющееся; и она становится долгом всех, кто хотел бы, чтобы его жизнь была безупречной в глазах общества. Консервативность как характерная черта высших слоев соответствует внешним приличиям, а новаторство, наоборот, вульгарно, будучи явлением, присущим низам. Первым и крайне бездумным ощущением при том порицании и инстинктивном отвращении, с которым мы отворачиваемся от всяких преобразователей социального порядка, является именно это ощущение присущей делу вульгарности. Поэтому даже в тех случаях, когда признаются существенные достоинства того, за что выступает новатор, — а такое случается, если пороки, которые он хочет излечить, достаточно далеки в плане времени, пространства или личного контакта, — человек сохраняет неизменное ощущение того, что новатор является лицом, связывать себя с которым по крайней мере некрасиво и от социального контакта с которым нужно устраняться. Новаторство — дурной тон.
То, что обычаи, действия и взгляды зажиточного праздного класса приобретают характер предписывающего канона поведения для остальной части общества, придает консервативному влиянию этого класса еще большую значимость и размах. Следовать им — обязанность, ложащаяся на плечи всех почтенных людей. В результате богатые слои, занимающие высокое положение в обществе, являясь самим воплощением добропорядочности, оказывают на развитие тормозящее действие, сильно превосходящее то влияние, которое определялось бы просто численностью класса. Предписывающий пример праздного класса способствует значительному усилению сопротивления всех других слоев общества, которое оказывается всякому нововведению, и закреплению привязанности людей к добрым, унаследованным от прошлого поколения институтам.