В данном отрывке четко наблюдается образ некой светящейся конфигурации, которая может иметь, а может и не иметь форму человека. В арабском тексте в значении «образ, подобие» (аналог ивритскому «dmut adam») употреблено слово «assura», что позднее способствовало появлению в ивритоязычной среде в этом месте также лексемы tzurah, но с ивритским денотатом — «форма, конфигурация». Хотя вообще-то смысловой нюанс, разделяющий эти понятия, чрезвычайно тонок, здесь он может быть существенным, ибо добавляет четкий визуальный компонент комментируемому «образу» (в отличие, например, от слухового) и подразумевает его геометрическую конфигурацию (этому же значению следует Кайнер, приводя в переводе именно эквивалент «form», а не «image»). Примечателен тут и намек на дефиницию света — очерченного человеческой формой, а не уподобленного ей, — равно как и акцентирование Саадией того, что форма сотворена именно из света (арабск. «nur»), а не из огня; ассоциацию с последним вызывает фонетическая омонимия с арамейским «nur» — «огонь» (значима дополнительная контаминация с Теиллим 104:4 [Пс 103:4] — «Он делает ангелами Своими духов, служителями Своими — огонь пылающий»), так что создается почва для сближения нововведения Саадии с ангельским образом раввинистической традиции. Альтман отмечает, что идея объективно существующей зримой формы, так или иначе связанной с Божественной манифестацией в мире, явно не была заимствована у мутазилитов, ибо они решительно отрицали возможность созерцания божественного, тогда как вопрос о внутреннем видении оставался у них спорным. Однако понятие Sakina (Shekhinah), которое ислам позаимствовал из иудаизма и которое вначале воспринималось как реальное, объективное, внешнее и визуально воспринимаемое явление, приобрело значение внутреннего просветления сердца (nur fi-l-kalb). О возможной связи между понятием внутреннего сияния и концепцией Саадии прямо говорит и И. Эфрос. Он отмечает, что неоплатоническое учение о Свете Божием получило дальнейшее развитие в суфизме. В его интерпретации мы имеем дело с предсуществующим светом, ставшим посредником для пророческого акта. Именно Божественный дух, который Творец вдохнул Первому человеку, тождественный гностическому логосу и неоплатоническому nous, первой эманации Единого, получает свое воплощение в пророках. Эта суфийская концепция могла сыграть определенную роль в формировании у Саадии теории Сотворенного Света, называемого также Славой. Таким образом, можно предположить существование общего идейно-смыслового поля, послужившего источником как для суфийской концепции «внутреннего двойника из света», с которым встречается достигший внутреннего совершенства адепт в момент экстатического созерцания Бога в чистом зеркале собственной сущности, так и для сотворенной из света Божественной Славы Саадии.
Интересно пронаблюдать, какую трансформацию претерпевает приведенный выше отрывок в Парафразе:
«Знай, что эта форма — сотворена она, и [создана] впервые. И также Престол и твердь небесная, и несущие ее — все они сотворены. И создал их Творец из света сияющего и свечения, [источающего] молнии, так чтобы уяснилось посланным пророкам, что это Творец, да превознесется Его память, разговаривает с ним, и что именно Он послал его, как я разъясню в третьем свитке. Но эта форма — форма изумительная и превознесенная, подобно образу возвышенных и чудесных ангелов; и величественна она в облике своем, [исполненном] яркости, сияния и блеска, и лучезарна она, как свет, подобный свету Шхины. И поэтому зовется она Славой Господней и Его Шхиною… И мудрецы называли ее Шхиной. А многократно сиял свет без всякого образа и формы. Но Творец, да превознесется Его память, возвысил раба Своего пророка, и вознес его, и возвеличил его, и наделил его почетом, когда позволил ему услышать речь Свою от формы блистающей, лучезарной и чудесной, сотворенной из света сияющего и свечения, [источающего] молнии, и названной Им Славой Господней, как я разъяснил [выше]».