Теория ракушек

– Ладно, всё ясно. Я пойду, – я поднялась с дивана.

– Поедим, а потом я тебя провожу, а то уже поздно.

– Странное предложение.

– Это не предложение. Пошли, – он направился на кухню.

Вот же властный зануда, в очередной раз отдает приказы. Но что заставляет меня подчиняться? Разве что сейчас я и правда не против поесть.

Пока Марк раскладывал по тарелкам рис с креветками, я снова уставилась на магнит. Интересно, крестная всем своим ученикам такие подарки привозит?

– А ты правда хочешь стать историком? – внезапно спросил Марк после того, как мы начали ужинать.

– Ага. Тетя Надя со мной с детства очень много занималась, а еще возила по всяким музеям. Только в школе я работать не собираюсь. И вообще, мне больше нравится историческая антропология.

– Любопытное увлечение.

– Да, очень! – с жаром ответила я. Никто в моем окружении, кроме крестной, не считал это увлечение «любопытным». Поэтому слова Марка обрадовали и меня понесло.

– Мне интересны обычаи древних народов. Вот взять, к примеру, опыт переживания смерти в разных культурах. Я живу недалеко от кладбища и могу сказать точно: ритуалов, связанных со смертью – не счесть. А вы знали, что раньше эти ритуалы были очень необычные? Например, в некоторых культурах было принято смеяться на похоронах. Считалось, что смех  уничтожает смерть и превращает ее в новое рождение.

Я не умолкала еще минут двадцать, рассказывая про погребальные традиции разных народов, а потом заметила, что Марк смотрит на меня как-то непонятно, и остановилась.

– Почему вы так смотрите? Думаете, что я – странная? Или считаете, что изучать такие вещи глупо?

– Не, не глупо, но… – начал он и вдруг запнулся.

– Но – что? Договаривайте.

– Но дело в том, что опыт переживания смерти, как и любви – это опыт экзистенциальный. Интеллектуальным способом его не постичь.

Я впервые в жизни разговаривала с кем-то на такие серьезные темы. И эти слова заставили меня задуматься. «Смерти и любви…» Выходит, зря я читала любовные романы? Невозможно узнать, что такое любовь, пока сам не полюбишь?

Почему-то стало стыдно.

Мне восемнадцать, в жизни произошло уже так много событий, а всё, что я знала о любви: имя существительное, нарицательное, третье склонение, женский род. Непостоянный признак: единственное число.

И еще почему-то захотелось узнать о жизни Марка больше. Что он знает о смерти и любви?

Только задавать такие вопросы было неудобно, поэтому я опустила глаза и сказала еле слышно:

– Мне кажется, что любовь – это свет между двумя людьми.

– Да? – он лишь усмехнулся в ответ на эту фразу. – Пожар, между прочим, тоже свет, но такой, что может уничтожить тебя.

После этих слов я почувствовала непонятную досаду. Подняла голову, взглянула на него в упор и решила поспорить.

– Говорят, лучше один раз вспыхнуть и сгореть, чем всю жизнь тлеть. Или вы не согласны? Предпочитаете огню тусклое мерцание лампочки?

Он пристально на меня посмотрел, но ничего не ответил.

Конец ужина прошел в молчании, а потом мы собрались и вышли на улицу. Начинался снегопад: снежинки, пока еще крошечные, волшебно искрились в свете фонарей и медленно опускались на землю. Марк довел меня до подъезда, затем мы попрощались и он направился домой. Но заходить в подъезд я не спешила – почему-то стояла и смотрела, как Марк удаляется. И вдруг увидела, что он стал прикуривать сигарету.

Ох, Марк Эдуардович! Значит, продолжаете вести нездоровый образ жизни? Как нехорошо! Но ничего,  сейчас мы это исправим.

Я наклонилась, слепила снежок, прицелилась и запулила ему в спину – прямо между лопатками. Он вздрогнул и развернулся: в это время я уже лепила второй снежок.

– Лика, ты что творишь?

– Марк Эдуардович, сейчас же выбросьте сигарету!

– Лика, – повторил он и вдруг начал медленно возвращаться назад, – хорошенько подумай о том, что ты собираешься сделать.

Он говорил очень спокойно, словно вводил в транс – самым завораживающим голосом из всех существующих на свете. Но я не поддалась.

– Я прекрасно понимаю, что собираюсь сделать. Пульнуть снежком вам в лоб, если немедленно не выбросите сигарету.

– Лика, – каждое слово будто загоняло в капкан. – Немедленно. Заходи. В подъезд. А то хуже будет.

– Ой, как страшно! – я опять устояла – только рассмеялась в ответ.

– Ладно, я тебя предупредил, – он  выбросил сигарету в урну около подъезда, мгновенно оказался рядом, выбил снежок из рук и уложил меня в сугроб. От неожиданности я завизжала, а потом снова стала смеяться. Подняв голову, увидела, что и он смеется тоже.

– Марк Эдуардович, ну как не стыдно!

– Я предупреждал!

Он немного посмотрел, как я барахтаюсь в снегу, потом наклонился, быстро поднял меня из сугроба, и на какой-то миг наши лица оказались очень близко. Горячее дыхание смешивалось с морозным воздухом, снежинки падали на его лицо, превращаясь в маленькие капли, и казалось, что в каждой из них отражается звездное небо.

И внезапно, совершенно неожиданно и по непонятной причине, я почувствовала себя очень, очень счастливой. И даже подумала, что теперь знаю, как пахнет счастье – растаявшими снежинками.