Задача Драйберга – уговорить Джаггера пойти в политику. После того как его арестовали за наркотики в доме Кита Ричардса в Уиттеринге, Джаггер выступал с околополитическими заявлениями вроде такого: «Молодых людей всего мира третируют политики-недоумки, пытаясь навязать им свой образ мыслей и заставить жить по собственным правилам». Подруга Джаггера Марианна Фейтфулл считает, что, хоть он и не особо интересуется политикой («определенно не левой политикой»), но если кто-то и способен убедить его заняться ею, так это Драйберг, который, по ее словам, «совершенно очарователен и прекрасно одет. Идеальный пример и для Мика, потому что у него было много денег. У него был загородный дом, он был гомосексуал и член парламента. Настоящий социалист старой школы с идеалами и всякое такое. Такие на первый взгляд противоречивые качества в одном человеке… Блестящий пример».
Все четверо – Драйберг и Гинзберг, Джаггер и Фейтфулл – сидят на подушках и обсуждают искусство и политику. Гинзберг рассказывает о своей идее положить стихи Уильяма Блейка на рок-музыку. Они говорят о наркотиках и о том, как истеблишмент подавляет молодежный бунт.
– Почему бы тебе не попробовать себя в политике, Мик? – предлагает Драйберг.
Джаггер спрашивает, куда там податься человеку с такими анархическими склонностями.
– Конечно, в партию лейбористов, – отвечает Драйберг. – Лейбористы – наша единственная надежда.
Британия на грани революции, прибавляет он.
– Я знаю, так думают некоторые троцкисты, что все рушится и расшатывается. И когда это случится, партия лейбористов – именно то место, где должен быть молодой человек.
Позднее он признается, что сам удивился собственным словам, потому что ни одному из них он не верит. «Правда, в компании такого человека, как Мик, начинаешь разделять революционные надежды», – объясняет он.
Мик всерьез обдумывает эту идею, по крайней мере какое-то время.
– А как же быть с гастролями и всем остальным? – спрашивает он. – В первую очередь я принадлежу музыке и не хотел бы отказываться даже от части ее ради того, чтобы просиживать штаны за столом.
– О, с этим проблем не будет. Вы можете и дальше заниматься музыкой, как обычно, и все-таки делать что-то важное для партии.
– Я хочу сказать, что плохо представляю себе, как стал бы под микроскопом изучать билль о водопроводных коммуникациях, если вы меня понимаете.
– Мой дорогой мальчик, никто и не рассчитывает, что ты станешь вникать в повседневные дела палаты. Вовсе нет. Мы, скорее, представляем тебя как… э-э… символ, вроде, ну, знаете…
– Королевы? – говорит Джаггер, заканчивая фразу.
– Точно! – восклицает Драйберг.
Встреча начиналась многообещающе, с «веселой болтовней и живыми вопросами», по словам Фейтфулл, но тут взгляд Драйберга опускается на трико Джаггера, и он отвлекается. Наступает неловкое молчание, во время которого Драйберг смотрит Джаггеру между ног.
– Бог ты мой, Мик, ну и здоровая же у тебя корзина! – говорит он[170]
.Джаггер краснеет, разговор проседает; даже Гинзберг чувствует «некоторое смущение, потому что Драйберга привел я. Меня к тому же поразила его смелость. Я сам положил глаз на Джаггера, но очень старался на него не пялиться. Однако Драйберг решил взять быка за рога. В его прямоте было нечто от дзен-буддизма, нечто интригующее: я вдруг понял, что с такой прямотой можно забить гол не один раз».
Но проходит минута, и разговор возвращается к политике. Марианна Фейтфулл считает Драйберга «очень умным… потому что он точно понял, чего хочет Мик, а это была респектабельность того или иного рода».
В июне Джаггера признают виновным в хранении потенциально опасного наркотика и приговаривают к трехмесячному тюремному заключению. Дело отправляется на апелляцию. Тем временем Драйберг агитирует в парламенте за легализацию конопли. Когда министр внутренних дел спрашивает: «Какое же общество мы создадим, если все захотят убежать от реальности?» Драйберг встает и говорит: «Они хотят сбежать от этого ужасного общества, которое мы создали».
В следующему году Драйберг и Джаггер регулярно обедают вместе, часто в «Веселом гусаре». Складывается схема: оживленный Джаггер возвращается домой и говорит Марианне Фейтфулл, что идет в политику. Она взволнована: «Мик Джаггер, вождь лейбористов! И я, маленькая анархистка на заднем плане, толкаю великого человека на новое безумство!» – но на следующий день он всякий раз передумывает.
Драйберга трудно заставить передумать; он даже планирует создать новую, отколовшуюся партию во главе с Джаггером и самим собой. 4 февраля 1969 года он пишет Ричарду Акленду, который во время Второй мировой организовал недолго прожившую Партию общего благоденствия. «Я обсуждал возможности выборов и задачи революции (а также сложности основания новой партии) с двумя молодыми людьми, моими друзьями, которые, возможно, пользуются некоторым влиянием среди молодежи: Миком Джаггером и его подругой Марианной Фейтфулл. Оба они умнее, чем можно предположить по их имиджу. Они бы хотели встретиться с вами. Как вы на это смотрите?»