Теория стаи

Во время Второй мировой выяснилось, что Гитлеру в самые трудные месяцы 41-го сопротивлялись только два этноса: этнические русские и этнические сербы.

«Этнические сербы» — понятие условное: «сербами» стали в XIX веке называть себя все христиане-некатолики (православные и представители малых церквей — вне зависимости от национальности) близлежащих к Сербии земель, после того, как в результате освободительного от турецкого ига восстания образовалось это государство. Но и в прежние времена сербами себя называли выходцы из разных народов. В частности, в XIV–XV веках в православной Сербии (а может, наоборот — в сербском православии?) спасались от «внешнической» католической инквизиции еретики со всей Европы — разумеется, неугодниками были не все беглецы, бежали в Сербию также и «внутренники» самых разных национальностей.

Вообще, размышляя над историей Югославии и сербов в особенности, трудно не сообразить, что многие из обрушивавшихся на сербов несчастий — карательные крестовые походы, нашествие мусульман, нападение гитлеровцев — вели к очищению их от «внешников» в первую очередь. Протосербов пространственно пододвигали, не желавшие стайного «внешничества» компактно уходили в сторону, а «внешники» оставались и массово принимали ислам или католичество — в зависимости от внешней атрибутики волны насильников. Результаты этого расслоения классически проявлялись во все времена, даже во времена социалистического лагеря: югославский социализм был существенно более торговый и капиталистический, чем в остальных социалистических странах. Внутри же страны сербы отличались от, скажем хорватов, с готовностью работающих на конвейерах, своими крестьянскими пристрастиями и тем, что они им не изменяют, несмотря на более низкий, чем у хорватов, уровень жизни.

В результате и образовалась современная Югославия, в которой все говорят на сербскохорватском, но католики-хорваты и косовские мусульмане зверски ненавидят сербов якобы за православие. Стайное начало на планете с этой ненавистью солидаризируется — вплоть до угроз вторжения со стороны Америки и НАТО. Сербы были костью в горле не только у римских пап, но и у Гитлера, на которого, как известно, крестились набожные католички.

Ненависть — как «внешников», так и «внутренников» — подтверждает: в Сербии действительно веками собирались неугодники.

Все эти проявления и «притягиваемые» события небезынтересны, однако, такой способ постижения, скорее, академичен — взять хотя бы малоизвестное знание о средневековых еретиках.

Автором истина познавалась и помимо книг тоже.

Я, вообще говоря, привык и, может быть, даже уже избалован тем, что скандальные и особо ценные исторические и психологические факты мне подносятся, что называется, «на тарелочке с голубой каемочкой». (В частности, книгу воспоминаний об идеологами не замеченном партизанском отряде из научных работников-ремесленников я обнаружил у себя в подъезде, почти под дверью квартиры. История о том, почему это старое издание в благодарность везли с другого конца Москвы — не мне, разумеется, — и как оно у меня оказалось под дверью, как выяснилось, очень романтическая.) Но изящество способа, с помощью которого мне было сообщено об одной важнейшей детали из жизни переселившихся в Россию сербов — сообщено всего через пару дней после того, как «всплыла» роль Сербии во Второй мировой войне, и стало очевидным, что некая часть сербов не могла не оказаться в России и среди русских раствориться, — поразило даже меня.

За последние лет десять внутренне доброжелательным разговором с поездными попутчиками маршрута «Одесса-Москва» мне насладиться не удавалось ни разу, а тут с единственным в купе соседом разговор именно такого уровня и глубины завязался сразу.

И скоро выяснилось, что Алексей Андреевич Дюбаров — а он родом с брянщины, из-под Локтя, — и есть потомок одного из тех самых сербов, которые в XIX веке переселились в Россию! Мало того, Алексей Андреевич оказался не просто потомком, но и любителем истории, собирателем всех и всяческих деталей из жизни своих разнонациональных предков.

— Прадеда по материнской линии звали Лукьяном Стефановичем. Фамилия, как видите, сербская — Стефанович, — улыбаясь, рассказывал Алексей Андреевич. — Так вот, его дочь, а моя, соответственно, бабушка, рассказывала мне, что она прекрасно помнит, что когда ей было четыре-пять лет, ее привязывали к стулу, чтобы она не убежала на берег Дона купаться…