Теория стаи

Люди таковы, что одним такое с собой обращение нравится, хотя слова могут произносить самые жалостливые, а другим — нет.

Болгары, оставшиеся в Болгарии, не воспользовавшись предоставленной им возможностью перейти под защиту России, выбрали власть турок, разумеется, не из христианского смирения. Истинная причина та, что оставшимся быть объектами унижения подсознательно нравилось — обыкновенный садомазохизм, одно из проявлений стадного мышления.

Те, кому издевательства не нравились по-настоящему, получив возможность уйти, присоединялись к уходящим русским войскам — неугодникам.

Действительно, российская армия, освобождавшая оккупированную турками Болгарию, состояла, в сущности, из двух несмешивающихся категорий людей:

— немецкого генералитета, чуть разбавленного русскими типа предателя адмирала Чичагова, — некрофилическое начало (включая пьянствующее «русское» офицерье);

— рекрутских солдат, в те времена набиравшихся преимущественно из этнических русских, не угодивших помещику или старосте, а также нескольких офицеров типа Кутузова или графа Толстого — пусть разбавленное, но биофильное начало.

Болгары-переселенцы к знати не принадлежали и, в силу уже одного только своего социального положения, общались, естественно, не с «внешническим» генералитетом, а с русскими рекрутскими солдатами. Таким образом, населению приходилось выбирать между турками-некрофилами и рекрутами-биофилами. Да, выбор был именно такой: уходить не в Россию, не к Романовым-немцам, не к русским вообще, но к неугодникам.

Жить, наслаждаясь переживаниями под хлыстами турок, или уйти с рекрутскими солдатами, уйти на Родину?

«Подобное — к подобному», — естественно, вместе с российской армией ушли преимущественно те болгары, которые были склонны к независимости мышления, чуждые немецкой неодушевленной регламентированности. Соответственно, те болгары, которые остались в Болгарии, напротив, были преимущественно противоположной подсознательной ориентированности.

Картина исхода была впечатляющая: семьи болгар — тысячи и десятки тысяч людей — бросали свои хозяйства, и, если были лошади или волы и собственная повозка, то грузили, что можно было увезти, и повозки длинными вереницами присоединялись к обозам войска из русских рекрутов.

Те, кто обнаружил в себе желание уйти, перешли Дунай и в основном осели на берегах большого, в десятки километров длиной озера Ялпуг, а частью ушли дальше, к Азовскому морю, вглубь тогдашней Российской империи, подальше от турок.

На берегу озера Ялпуг был в 1821 году основан город Болград, который и стал своеобразной столицей всего болгарского народа — во всяком случае, центром интеллектуальной и культурной его жизни. И это понятно: ведь турки не успели понять, что оставшимся в Болгарии доверять самовыражение уже вполне можно — оно будет закономерно «внешническим».

Период процветания для болгар Болграда закончился вместе с падением царизма — в 1917 году. В 18-м здесь уже были румыны, которые прославились в Европе тем, что сердце у них расположено не к работе, а к грабежу. Преданность румын Гитлеру не случайна, а столь же психологически закономерна, как и преданность фюреру хорватов.

После почти двадцатилетнего пребывания в Болграде румын территория в 1940 году оказалась под властью Сталина. Энкавэдэшники убивали активнее, чем румыны, и, может быть, отчасти и поэтому тоже, когда союзные с Гитлером румыны (вместе с немцами и хорватами) в 41-м пришли на берега Ялпуга вновь, никакого партизанского движения не было. (Правда, возможны и некоторые другие объяснения. Во-первых, современные бессарабские болгары психологически уже не те, что их переселившиеся предки: были достаточно массовые переселения неугодных «внешническим» правителям России — в Сибирь; шел этот процесс и добровольно. Сибирь в восприятии современном, а уж тем более человека XIX века — это место хотя и сытое, но небогатое: богатство начинается там, где есть торговля [скажем, рядом с морем], грандиозность же сибирских пространств ассоциируется со свободой благодаря неограниченности, независимости от начальства. И тот, и другой механизм переселений в Сибирь выцеживал из бессарабских болгар сущность этого народа, определившую его в свое время исход из-под власти турок. Еще одно объяснение отсутствия партизанского движения то, что здесь проходил самый благополучный участок советско-германского фронта — очевидно, не случайно: была проведена мобилизация, а неугодники из немобилизованных, предвидя трудности с сопротивлением в степи, эвакуировались.)