ТЕОРИЯ ТАНЦА

— А вот иди-ка, сынок, — хитро подмигивая, зовет его в кабинку дедушка-ветеран. — Что я тебе дам, посмотри-ка…

Заинтригованный, предчувствуя большой куш в те годы большой бескормицы, массажист входит. В протянутой сморщенной руке — металлический ельцинский рубль.

— На-ка, купи себе хороших сигарет, — довольно похлопывает его по плечу добрый дедушка. — Покури на здоровье.

— Спасибо большое, — говорит с чувством массажист, мгновенно подсчитав, что здесь хватит на вафельный стаканчик без мороженого. Дед, видимо, под присмотром, и отстал от быстро утекающей жизни.

Но это — раритеты. А так в постоянно обновляемой коллекции позвякивают прозрачные и не очень бутылки с различными наклейками, банки с вареньем-огурцами-грибами, источают аромат какао конфеты, и разнокалиберные плитки шоколада, попадаются мыло с полотенцем, рубашки, шарфы… Не так густо, конечно, как в перечне, — здесь нужно растянуть хотя бы на полгода… Бывает, что благодарность не знает никаких, даже моральных границ, но об этом негодяй расскажет потом — если решится, и если слушатели позволят. А пока…

— Так, — сказал массажист Х., завершая начальный сеанс. — Завтра возьмем несколько точек. У вас дома "Звездочка" есть? — спросил он, подразумевая вьетнамский бальзам с красной звездой на круглой коробочке. Ответом было недоуменное молчание и съеживание голых плеч.

— Я имею в виду вьетнамский бальзам, — уточнил он.

— Сколько надо? — отрывисто спросила пациентка, каменея спиной.

— Да баночки за глаза хватит, — ответил безмятежный массажист, уходя мыть руки.

Тетка ушла, не попрощавшись. На следующий сеанс, уже в кабинке, молча достала из сумки и протянула массажисту бутылку бальзама "Иремель" (45-градусная настойка на травах Башкирии).

— Вот, — зло глядя в глаза массажиста, сказала она. — Весь город обегала, никаких вьетнамских, да еще в банках, не нашла. Он в трехлитровые разливается, что ли? Уж удовлетворитесь этим, господин доктор!

Массажист Х. рассмеялся, ласково сжимая шею пациентки:

— Я ж не знал, что в нашей стране есть люди, не знающие, что такое вьетнамский бальзам. Это мазь лекарственная, копейки стоит. Хотел в точки вам втирать, хорошо пролонгирует действие. А такую дрянь я не пью, и вам не советую — она для сердца дюже вредная. А еще и с укором преподнесенная — вообще яд!

— Ой, простите, доктор! — засмеялась женщина. — Есть у меня такая мазь дома, целых две баночки. Это я, дура, не поняла, просто заранее мучилась, чем благодарить положено, вот и совпало. Ох и покостерила я вас! Не икали? А хотите самогонки на ранетках? Сама делаю…

ДНИ И НОЧИ СТАЦИОНАРА

На самом деле много про массаж не скажешь — выйдя на крейсерский режим, новая жизнь полетела плавно и без происшествий. Конечно, перемежаемая казусами и смехом, но об этом — в порядке поступления. Сейчас же пришла пора познакомиться с новым коллективом. Не совсем новым, если быть точным, — все-таки ночная и дневная жизнь пересекались утрами и вечерами, и даже изредка днями, когда сторожа приходили что-нибудь прибить или передвинуть мебель. Но пока сторожа не стали массажистами, общение в основном имело эпистолярные формы. Иногда, приходя на дежурство, сторожа находили записки:

В ординаторской на шкафу с посудой, грассирующим почерком заведующей: "Товарищи охранники, принесите свои кружки. Просим нашу посуду не использовать".

— Сучки! — возмутился сторож И. — Вообще перебью все бейсбольной битой! И ведь заметила! Я ж кружку ставлю на то же место в той же позиции! А про убыль варенья из банки — ничего. Это что, немой укор? Нет, вы скажите, это намек?

На платяном шкафу в кабинете иглоукалывания и иридодиагностики: "Стража! Прошу не курить в кабинете!". Или: "Стража! Прошу не трогать мои туфли!".

— Все врачи страдают шизопаранойей, — сказал сторож У. — Нахера нам трогать ее туфли? Вот если бы она трусики оставляла… Я в этот кабинет вообще не заглядываю.

Сторож Х. промолчал, потому что он в этом кабинете наткнулся на переводные (с японского, китайского, корейского) книги по рефлексотерапии, и некоторые ночи посвящал их изучению, пытаясь выработать единую схему циркуляции энергии ци, переведя ее на двоичный код "Книги перемен" и увязав меридианы со знаками Зодиака, соответствие которым в свою очередь он пытался найти в линиях ладони. В перерывах он, конечно, курил в форточку, открывал шкафы, брал в руки туфли и даже нюхал белый халат на плечиках, думая, что иридодиагност (короткая стрижка, черные глаза, острый язык) должна быть очень даже активна — прямо тут, на этой кушетке (правда, кушетка деревянная и шаткая)… Она ходит по коридору так быстро, что полы ее халата приобретают стреловидную геометрию, она смотрит искоса, когда ты не смотришь на нее (думает, что я не вижу), и это — признак, что с ней нужно поработать. Она углубленно изучает свое дело — как иголки, так и диагностику по радужной оболочке глаза, и готова обследовать для статистики даже сторожей. Увидев в коридоре сторожа И., уже седого в свои тридцать, сказала:

— Гриша, зайдите ко мне, пожалуйста, я ваши глаза посмотрю.