ТЕОРИЯ ТАНЦА

— А я просто обалдел… И пусть я буду латентным гомосексуалистом, и пусть вы сейчас обидитесь, но я никак не могу сдержаться… — говорил он, наклоняясь все ниже над ее спиной. И когда его дыхание защекотало ее поясницу, а пальцы его вытянутой руки заскользили от ее пятки все выше, (главное, подготовленная неожиданность и нежная, готовая отступить по первому недовольному движению атака — одновременно с разных флангов), она повернула голову, и, весело-изумленно глядя на него через плечо, прошептала (за перегородкой масажист У. массировал очередную бабушку):

— Нифига себе! Но так приятно, черт возьми, что я не…

И уронила лицо в подушку. А через минуту ласк, откликаясь на едва заметную просьбу его рук, крадущихся по ее вздрагивающим бокам, чуть приподнялась и опустилась маленькой грудью в его предупредительно подведенные ладони…

Когда вся подушка была истерзана ее коготками, когда вся ее спина и ноги (и все очаровательное и трепетное между), были исследованы его губами, он потянул ее за плечо, и она перевернулась, глядя на него, разрумянившаяся, с сонной улыбкой. Он коснулся губами уголка ее губ, и, не давая ей поцеловать его, ушел ниже, поочередно беря губами растущие навстречу соски, беря рукой ее безвольную руку и опуская в дебри своего халата, лихорадочно расстегиваясь и отпуская горячее желание прямо в прохладный плен ее пальцев…

Увы, в такие моменты кровь отливает от мозга в таком количестве, что зоны, отвечающие за осторожность, отключаются. И вот он уже сверху, и, поворачивая голову влево, он видит ее загорелое бедро с золотыми от солнца волосками, и ее ноги обхватывают его поверх халата, и буквально на третьем его, еще осторожном движении она громко выдыхает "А-а-а!", и ее начинает колотить — "А-а-а!" — кричит она, и он, продолжая движения, в ужасе пытается закрыть ее рот своим плечом, думая даже, хорошо бы подушкой, бормоча "Тихо-тихо!", но она-а-а-а-а…

И тут же за перегородкой, пытаясь заглушить, запевает над бабушкой массажист У. - чудесный баритон, прекрасный слух, несостоявшийся певец.

— А любовь, а любовь, золотая лестница, — громко поет он, — золотая лестница без перил…

Наконец она утихает. Лежит, вздрагивая, откинув голову назад, ерошит его волосы. Из-за шторы появляется возмущенное лицо массажиста У. "Вы с ума сошли!" — беззвучно артикулирует он и крутит пальцем у виска. Она смотрит на него, перевернутого, и улыбается. Он смотрит на нее, забыв о гневе, наконец, опомнившись, задергивает штору и, откашлявшись, говорит громко, в расчете на глухоту бабушки:

— Что, точки, что ли, болезненные взял? Мучаешь пациентку, изверг?

— Да она совсем себя запустила, — отвечает массажист Х., стекая на пол. — Тут и не так закричишь при таком остеохондрозе…

— А ты знаешь, — уходя, сказала она ему на ухо. — Это мой первый оргазм с мужчиной. Только мастурбацией и могла… Никак не получалось, а тут… Я вон денежку оставила под плинтусом — чтобы вернуться…

— Вот это было зрелище, — сказал, когда она ушла, массажист У. — Ты был как белый орел, терзающий лань, — халат накрывал вас как белые крылья, а из-под него по обе стороны — ее загорелые коленки! А лицо у нее было такое — вся вселенная в глазах! И она смотрела на меня, совершенно не стесняясь! Клевая девчонка, такая живая, непосредственная! Когда она закричала, моя бабуська аж вздрогнула! Пришлось запеть. А про себя думаю, ну что ты за скотина, а? Как можно такое творить прямо здесь — вдруг бы кто зашел? Даже соскочить не успел бы! Прошу тебя, держи себя в руках, а то все залетим тут…

Конечно, она пришла к нему на дежурство. И было весело и хорошо, и он нарядил ее, голую, в чистый белый халат, и запускал под него ласковые руки, и эта как бы одетость (застегнуть на две пуговицы посредине, чтобы сверху и снизу приоткрывалось ее загорелое, тонкое) жутко возбуждала обоих, и все произошло на диване прямо на халате — только расстегнуть те самые пуговицы.

А когда все закончилось, и она встала с дивана, они увидели…

— Этого я и боялась! — сказала она, снимая и рассматривая. — Протекла, блин! Думала, завтра начнется, но ты поспособствовал. Это чей халат, твой? И как его теперь в стирку сдашь?

— Не мой, — сказал он, любуясь красным на белом. — Шамиля, второго массажиста. Но как красиво! Закат зимой! Ладно, постираю…

И, свернув халат, он бросил его обратно в шкаф.

Наутро он забыл про пятно, и рассказал массажисту У. только самое приятное. А через день…