Теория убийства

— Лабораторию придется закрывать? — спрашивает Фигероа.

— Не думаю. Утечка обнаружена, осталось найти, куда копируются данные.

— Вы уверены, что это дело рук кого-то из сотрудников?

— Не знаю, генерал. Но в любом случае нужно проверить сначала меня, а потом всех по списку.

Я не доказал вину Тодда в научном смысле этого слова, но уверен, что прав. Ему явно плохо. Пакость, которую он задумал для меня, обернулась большими проблемами для него самого. За такое легко можно отправиться в тюрьму, и надолго. Максимум, что он сейчас может сделать, — отправиться домой, уничтожить все данные, а потом отказаться от проверки. Наверняка именно это он сейчас и обдумывает.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — заверяю я генерала.

— Так, теперь оставьте нас с доктором наедине, — просит Фигероа.

Осман и Тодд выходят. Напоследок Тодд бросает на меня полный ненависти взгляд. Когда за ними закрывается дверь, генерал поворачивается ко мне.

— Так, Крей, и что в результате тут у вас творится?

Глава 36 Намерения

Наврать генералу? Попытка рассказать всю правду о нынешнем проекте и полном отсутствии прогресса по Т-гену скорее всего кончится приостановкой финансирования и расследованием… Если он решит, что дело того стоит. Но попытка наврать тоже только ухудшит ситуацию. Вот ведь моральная дилемма — да, это говорит человек, который три дня назад расчленял тела посреди лагеря бойскаутов. В результате я решаю ограничиться маленькими кусочками правды.

— Управлять лабораторией довольно тяжело.

Фигероа смотрит на меня, ожидая продолжения, но я не собираюсь распространяться на эту тему.

— Т-ген, — говорит он наконец, постукивая пальцами по папке. — Что в этом отчете?

— Ну, все, что у нас на данный момент есть. Мы провели мета-анализ всех доступных нам геномов подтвержденных, схваченных или убитых террористов. Потом проанализировали последовательности, которые, как традиционно считается, отвечают за некоторые особенности поведения и склонности — общительность, выработка окситоцина, выработка адреналина. Плюс некоторые другие корреляции, основанные на различных профилях известных нам террористов. Некоторые из них отправляются воевать за границу, другие изготавливают взрывные устройства, — объясняю я, на самом деле ничего не объясняя.

— И? — спрашивает Фигероа.

— Есть некоторые трудности. Прежде всего с определением террориста. Вы или я можем назвать этим термином физическое лицо, не находящееся на государственной службе и применяющее насильственные меры воздействия к мирным жителям. Но это слишком общее описание. Характер и поведение человека, планирующего операции, контролирующего потоки денег и оружия, сильно отличаются от поведения и характера юноши в депрессии, которого убедили, что единственный выход — пойти взорвать супермаркет. Расист-одиночка, по ночам собирающий бомбы, ведет себя совсем иначе, чем активист, планирующий протесты и громящий витрины ближайшей кофейни.

— И что вы хотите этим сказать?

— Мы не можем толком разобраться, что такое террорист, как тогда выяснять, есть ли гены, отвечающие за склонность к таким видам деятельности?

— Нужно сузить круг поисков.

— Хорошо, и что мы найдем? Гены, отвечавшие за харизму Усамы бен Ладена? А что, если такие же были у Джорджа Вашингтона?

Фигероа багровеет.

— Вы что, приравниваете бен Ладена к Вашингтону?

— Что? Нет, конечно! Вашингтон — герой, который сражался в первых рядах, не боясь опасности. А бен Ладен — трус, прятавшийся за спинами женщин. Хорошо, я выражусь точнее. Даже два настолько разных человека могли иметь схожие черты, например оба были высокими. Высокий рост может быть преимуществом для лидера. Но это нам ничем не помогает. За рост отвечает один и тот же ген, но у разных людей вместе с ним будут действовать другие гены. Или не будут, не все гены активны.

Отметив резкую реакцию генерала на мое неуклюжее сравнение, я, кажется, придумываю, как действовать дальше.

— Представим, что мы выяснили, что у террористов-смертников есть схожие генетические последовательности. Например отвечающие за резкие смены настроения и тягу к острым ощущениям. А если выяснится, что у лучших бойцов нашего спецназа есть те же гены? Как к этому отнесутся независимые наблюдатели, которые будут анализировать результаты нашего исследования? Мы что, приравниваем наших бойцов к террористам?