Теория убийства

Фигероа откидывается на стуле и обдумывает услышанное. По крайней мере я заронил в его голову семена понимания, насколько эта тема сложна, а главное – что без должного качества и контроля такие исследования могут завести совсем не туда, куда ему лично нужно. И кончиться большими проблемами. Когда я впервые упомянул саму идею о возможном существовании гена терроризма, я размышлял вслух о некоторых очень специфичных типах поведения и о том, почему некоторые люди могут быть более склонны к ним. Окружающие же услышали, что существует конкретный ген, наличие которого делает человека террористом, – а это несусветная глупость, если вы хоть что-то смыслите в генетике. Проблема в том, что мои слушатели в генетике не смыслили дальше газетных заголовков и статей в желтой прессе.

Взять, например, ген гомосексуализма. И хотя с некоторой долей вероятности ученые могут определить склонность к гомосексуальному поведению, опираясь на информацию о некоторых генетических маркерах, не существует единственного гена, который сделает вас геем.

Фигероа качает головой.

– Не назвал бы я это удовлетворительным результатом. Мы обещали выдать что-то более конкретное.

Он выглядит не столько разозленным лично моим поведением, сколько разочарованным общими перспективами проекта. Но не стоит забывать, что и у него есть начальство. Если они будут мной недовольны, то начнут следить за моей работой и жизнью намного пристальнее, чем мне хотелось бы. А я сейчас занят вещами, к которым совсем не хотел бы привлекать внимание.

Я раздумываю, не рассказать ли генералу о вирусе. Идея вируса, вызывающего склонность к убийству, должна чрезвычайно заинтересовать военных – но в этом-то и проблема. Я верю, что Фигероа не станет распылять «Хайд» над Северной Кореей, но могут найтись те, кто захочет это сделать. Будет еще хуже, если нечто подобное попадет в руки тех самых террористов.

– Ну, прямо сейчас я попытался сузить поле исследования до террористов-смертников, – говорю я первое, что пришло в голову. – Теоретически смертниками могут стать до десяти процентов населения – те, кто подвержен чужому влиянию. Но если мы сконцентрируемся на сравнении генетических данных и поведенческих профилей, то, вероятно, сможем выделить маркеры, которые позволят ограничить круг людей, за кем следует установить наблюдение.

Это настолько отдает дешевой антиутопией, что меня тошнит. Что я делаю сейчас – помогаю построить оруэлловский мир или отдаляю его приближение?

– Поведенческие профили и генетика? – спрашивает Фигероа.

– Да. Сравнительный анализ может выявить людей с повышенной склонностью к агрессии. Не для того, чтобы обвинить и взять под стражу. Речь о более рациональном использовании ресурсов – за кем следить в первую очередь во время расследований.

Идея, конечно, не идеальная, но, может, так людей не будут арестовывать на основании «неправильного» гена. Ну а если она не сработает, то ее и вовсе забросят и забудут. По крайней мере я на это надеюсь.

– Ну, с этим можно работать, – кивает генерал. – Как далеко вы продвинулись?

Я думаю о мешанине данных из разных исследований, собранных в папке, которую держит Фигероа, но потом вспоминаю, что несколько месяцев назад запрашивал разрешение на работу с одной израильской лабораторией. Проект, по которому планировалось сотрудничество, очень хорошо подходил под цели, которые я только что описал генералу.

– Ну, мне пока не особо дают работать.

– Кто и почему?

– Мне нужно было связаться и сравнить результаты с одним исследованием, которое уже провели в лаборатории Сэндстоун в Тель-Авиве, но для этого нужно разрешение. Я его запрашивал практически сразу после того, как мы начали обсуждать Т-ген, – говорю я. Пусть Фигероа сам решит, что эти проекты связаны.

– Израильтяне? Наверняка им это будет чрезвычайно интересно, и наверняка они уже сами что-то подобное изучали. Хорошо, очень хорошо. Это ему очень понравится.

Я не переспрашиваю – кому «ему». До меня внезапно доходит, что начальство генерала может быть значительно более высокопоставленным, чем я раньше думал.

– Будет здорово, если вы поможете продвинуться в этом направлении, – говорю я.

А про себя думаю: главное, не слишком быстро.

– Да, я займусь немедленно. Через пару дней будут у вас все разрешения.

– Отлично, – вру я. – И как только разберемся с нашей внутренней безопасностью и дырой в сети, я смогу продвинуться по проекту.

– Да, точно, – говорит Фигероа, бросая взгляд в сторону двери. – С этим нужно разобраться. Этот Поуг, наверняка это его рук дело?

– Ну, я пока с уверенностью не могу сказать, – отвечаю я осторожно.

– Крей, я видел, как охотятся с приманкой, – с усмешкой произносит генерал. – И вы его выманили и пристрелили, как прирожденный охотник, можете мне поверить.

Я пожимаю плечами. По сравнению с настоящими маньяками в моей жизни, Поуг – это детский сад.

– У меня были подозрения, да.

– Вот и я об этом. На иностранную разведку он работать может?