Теория Зигмунда Фрейда (сборник)

Впрочем, эта теория суровой совести как проявления инстинкта смерти является не единственной попыткой Фрейда смягчить свою концепцию трагической альтернативы. Другое, менее трагичное объяснение выражено в следующих словах: «Инстинкт разрушения, умеренный, укрощенный и в результате не способный достичь цели, должен, когда направлен на объект, удовлетворять жизненные потребности Эго и давать ему контроль над естеством» [25; 121]. Это представляется хорошим примером «сублимации»[53]; стремление инстинкта к цели не ослаблено, но он направлен на другие, социально приемлемые цели, – в данном случае на «контроль над естеством».

Действительно, это выглядит отличным решением. Человек освобождается от трагического выбора между уничтожением других или себя, потому что энергия инстинкта разрушения используется для контроля над естеством. Но, должны мы спросить, может ли такое быть? Может ли на самом деле деструктивность трансформироваться в конструктивность? Что может значить «контроль над естеством»? Приручение и разведение животных, собирательство и земледелие, ткачество, строительство жилищ, гончарное производство и многие другие виды деятельности, включая проектирование машин, строительство железных дорог, аэропланов, небоскребов – все эти акты конструирования, строительства, унификации, синтеза при желании приписать их одному из двух базовых инстинктов с тем же успехом могут мотивироваться Эросом, как и инстинктом смерти. За возможным исключением убийства животных для пропитания и убийства людей на войне, действий, которые можно рассматривать как имеющие корни в деструктивности, материальное производство не деструктивно, а конструктивно.

Фрейд делает еще одну попытку смягчить суровость предложенной им альтернативы в своем ответе Эйнштейну «Неизбежна ли война?» Даже в этом случае, столкнувшись с вопросом о психологических причинах войны, поставленным одним из величайших ученых и гуманистов столетия, Фрейд не стал маскировать суровость предложенной им альтернативы. С полнейшей ясностью он писал: «В результате некоторых рассуждений мы стали полагать, что этот инстинкт действует в любом живом существе и стремится его уничтожить, а жизнь вернуть в исходное состояние неживой материи. Таким образом, он со всей серьезностью заслуживает названия инстинкта смерти, в то время как эротические инстинкты представляют собой стремление к жизни. Инстинкт смерти превращается в инстинкт разрушения, когда с помощью специальных органов оказывается направлен вовне, на объекты. Организм, так сказать, сохраняет свою жизнь, разрушая чужую. Некоторая часть инстинкта смерти, впрочем, остается действующей внутри организма, и мы проследили достаточно большое число нормальных и патологических явлений, подтверждающих интериоризацию инстинкта разрушения. Мы даже позволили себе еретическое утверждение, отнеся происхождение совести за счет такого обращения агрессивности вовнутрь. Как вы заметите, это совсем не мелочь: если такой процесс заходит достаточно далеко, то определенно вредит здоровью. С другой стороны, если силы инстинкта смерти обращены на уничтожение внешнего мира, организм испытывает облегчение и эффект должен быть благоприятным. Это послужило бы биологическим оправданием всех отвратительных и опасных импульсов, против которых мы боремся. Следует признать, что они ближе природе, чем наше им сопротивление, для чего также нужно найти объяснение» [27; 211. – Курсив мой. – Э.Ф.].

Сделав это очень ясное и бескомпромиссное утверждение, суммирующее его ранее высказанные взгляды на инстинкт смерти, и заявив о недоверии к рассказам о счастливых народах, которые «не знают ни принуждения, ни агрессии», Фрейд к концу письма постарался прийти к менее пессимистическому решению, чем, казалось бы, предсказывало начало. Его надежды основывались на нескольких возможностях. «Если готовность вступить в войну, – писал он, – есть эффект инстинкта разрушения, самым очевидным средством было бы призвание Эроса, его антагониста, для противодействия. Все, что поощряет рост эмоциональных связей между людьми, должно действовать против войны» [27; 212].

Удивительно и трогательно, как Фрейд-гуманист (пацифист, как он сам себя называл) отчаянно старался обойти логические следствия собственных предпосылок. Если инстинкт смерти так могуществен и фундаментален, как во всеуслышание утверждал Фрейд, можно ли его значительно ослабить, вводя в игру Эрос, если учесть, что оба инстинкта свойственны каждой клетке и что они представляют собой неустранимое свойство живой материи?