Теория зла

– Шесть жертв меньше чем за двое суток, – начал инспектор с места в карьер. – А у нас по поводу преступников пока одни вопросы. Почему эти люди в свое время решили исчезнуть? Где были все эти годы? Почему именно сейчас вернулись, чтобы убивать? Что за всем этим кроется, какой замысел, какой план? – Он позволил себе эффектную паузу. – Как видите, темных пятен много, связь между преступниками не всегда прослеживается. Но одно можно сказать наверняка: что бы за всем этим ни крылось, мы это остановим.

На жаргоне полицейских такие фразы передают уверенность в себе и решимость. Но в подобной демонстрации мускулов Миле всегда удавалось уловить скорее ощущение бессилия и смятения.

Когда противник одолевает, мы, вместо того чтобы дать ему отпор, больше озабочены тем, чтобы замаскировать свою слабость. Так думала агент полиции.

Но ведь и она совершила ошибку. Зациклилась на версии, что Валин и Ниверман, бежав от мира, встретились, соединили пережитые драмы и накопившиеся обиды и привели в действие план, чреватый смертью. Но прибавление третьего фигуранта опрокинуло версию убийственной пары. Появление Эрика Винченти показывало, что они имеют дело с феноменом более многообразным и непредсказуемым. Поэтому ей было страшно, и она надеялась, что на совещании прозвучит нечто утешительное, будут приняты какие-то действенные меры.

– После длительных переговоров с Судьей мы выработали стратегию. Но чтобы положить конец происходящему, мы прежде всего должны уяснить себе его смысл. – Борис сделал знак Гуревичу, тот поднялся с места, вышел на сцену.

– Нам противостоит военизированная организация экстремистского толка, – тут же заявил он собранию.

На мгновение Мила усомнилась, правильно ли она поняла. Но тут же осознала, что Гуревич говорит совершенно серьезно. Терроризм? Чистое безумие.

– В целом характер преступлений очевиден, – продолжал инспектор, подкрепляя свой тезис. – Третье убийство серии нам открыло глаза: поскольку мотив мести исключается, а связь между преступником и жертвой пока не прослеживается, остается только одно объяснение. – Гуревич обвел присутствующих взглядом, словно ожидая от них ответа. Потом произнес с пафосом: – Подрывная деятельность.

Инспектор поднял руки, и тревожный ропот, раздавшийся было в зале, будто разбился об эту преграду.

– Прошу вас, господа, – успокоил он присутствующих. – Удар наносят ячейки, состоящие из одного человека, и действует он, на первый взгляд, из мести, но в действительности их единственная цель – посеять панику, спровоцировать дестабилизацию установленного порядка. Нам хорошо известно, что страх сильнее тысячи бомб, – заявил он с апломбом. – Им нужна широкая огласка, но мы этому воспрепятствовали, установив режим абсолютной секретности.

Эта версия – сплошное безумие, подумала Мила. Но в принципе у полицейских отлично получается искажать реальность: когда их припирают к стенке, они, вместо того чтобы признать встающие перед ними трудности, перетасовывают факты – пусть все видят, что они всегда на шаг опережают противника. К тому же они считают, что мотив преступления – головная боль для судей и адвокатов. Полицейских занимают два вопроса: кто и как, почему – вопрос праздный или заранее решенный.

В этот миг за спиной Гуревича пошла запись с камеры над перекрестком, на которой видно, как Эрик Винченти идет по тротуару, останавливается на перекрестке вместе с другими пешеходами, но потом наклоняется к люку завязать шнурок на ботинке, наконец, снимает бейсболку и внаглую приветствует тех, кто на него смотрит.

Миле стало смешно при одной мысли о том, что коллегу по Лимбу можно представить в роли фанатика, ведущего борьбу с обществом и его символами. Но и она не могла не заметить, что Эрик на этих записях кажется совсем другим.

– Бесполезно игнорировать тот факт, что будет трудно предвидеть, какой окажется следующая цель, – продолжал Гуревич, заложив руки за чуть сутулую спину. – К этому нужно добавить, что три преступника, вступившие в игру, до настоящего момента никогда прежде не задерживались полицией, а значит, не числятся в базе данных. Личность Роджера Валина установили потому, что он открыл свое имя единственному, кто выжил в бойне, и благодаря описанию одежды, которая на нем была; на Ниверман вышли по обручальному кольцу на пальце жертвы. Эрика Винченти опознала коллега.

Хорошо еще, подумала Мила с благодарностью, что инспектор не назвал ее имя.