Теория зла

– Любимая кукла Алисы – та, с рыжими волосами?

– Верно: я подарила ей эту куклу на Рождество, – подтвердила Инес.

– Не знаешь, случайно, как Алиса ее назвала? – спросила Мила, будто невзначай.

– Кажется, она зовет ее Мисс.

– Мисс, – повторила Мила, смакуя наконец-то обретенное имя. – Ну, я пошла. Спасибо.

44

Мила рассчитывала застать его в китайской забегаловке.

И в этой надежде переступила порог. В зале, переполненном полицейскими, столик Саймона Бериша оставался пустым. Но на этом обычном месте все еще стояли тарелки с недоеденным завтраком.

Мила хотела уже спросить у официантки, давно ли клиент ушел, но заметила лежащего под стулом Хича. И сразу увидела, как его хозяин выходит из туалета, пытаясь бумажной салфеткой оттереть с рубашки пятна от пролитого кофе. Нетрудно представить себе, что произошло. Мила услышала, как в глубине зала хихикает та же компания полицейских. В нее входил и тот, кто несколько дней назад опрокинул на Бериша яичницу с беконом.

Спецагент вернулся на место и спокойно продолжил завтракать. Мила пробралась между стульями и присоединилась к нему.

– Сегодня плачу я, – заявила она.

Бериш, изумленный, уставился на нее:

– Поскольку я уже давно не общаюсь с ближними, от меня ускользает истинный смысл жестов и слов. Я не понимаю подтекста, не различаю оттенков и даже метафоры разбираю с трудом… Поэтому спрашиваю: твое предложение оплатить завтрак – способ сообщить, что ты снова готова со мной сотрудничать, верно?

Сарказм Бериша едва не вызвал у Милы улыбку, но она сдержалась. Как может этот человек оставаться таким сердечным, испытав очередное унижение от коллег?

– Понял-понял: больше не буду. – Увидев, как Мила нахмурилась, Бериш поднял руки в знак того, что сдается.

– Вот и хорошо: так мы сможем договориться. – Мила села за столик. Заказала еды для себя и пакет навынос.

Бериш спросил себя, для кого это, однако предпочел не любопытствовать. Но пристально глядел на Милу и, когда официантка удалилась, задал вопрос, который давно не давал ему покоя:

– Почему такой способный агент, как ты, сумевший к тому же распутать дело Подсказчика, оказался вдруг в Лимбе, да еще и по своей воле?

Мила немного помедлила, хотя ответ был наготове.

– Там я не должна охотиться за преступниками. Я разыскиваю жертв.

– Это софизм. Хотя остроумный. Тогда объясни мне, почему твой отдел называется Лимбом: меня всегда интересовало, откуда взялось такое название.

– Может, это из-за фотографий на стенах Зала Затерянных Шагов. Люди, изображенные на них, находятся в подвешенном состоянии… Живые, которым неведомо, что они живы. И мертвые, которые не могут умереть.

Это объяснение, показавшееся ему разумным, Бериш принял к сведению. Относящиеся к первой категории блуждали по миру, как призраки, – никого не помня, всеми забытые – и ждали только, что кто-то придет и скажет им, что они все еще живы. Вторые, наоборот, ошибочно числились среди живых, поскольку те, кто их помнил, все еще продолжали ждать.

Ключевое слово здесь «все еще» – неопределенный отрезок времени, разрешающийся моментом истины или забвением.

– Ты до сих пор считаешь, что не следует докладывать Судье или хотя бы Гуревичу и Борису о твоем участии в расследовании?

Вопрос Милы вернул спецагента к реальности.

– Пусть они гоняются за террористами, а мы займемся культом.

– Есть идеи, как двигаться дальше?

Бериш понизил голос и склонился над столом:

– Помнишь музыку, которую мы слышали по телефону в отеле «Амбрус»?

– Конечно. И что?

Спецагент раздувался от гордости:

– Я выяснил, откуда этот отрывок.

Мила не поверила:

– Каким образом?

– Признаюсь, я не знаток классической музыки… Но с утра сходил в консерваторию и поговорил с доцентом. – Ему было немного неловко рассказывать дальше. – Я дал ему намек на мотив, и он узнал мелодию.

– Хочешь сказать, напел ему мотив? – фыркнула Мила.

– У меня не было выбора. Но в обмен на перформанс доцент подарил мне это… – Бериш вынул из кармана диск.

«Жар-птица» Игоря Стравинского.

– Это балет, композитор написал к нему музыку в тысяча девятьсот десятом году… Используя данную подсказку, мы придем к следующему убийству.

– Честно говоря, не понимаю, как ты собираешься использовать такую информацию…

– В балете эта музыка соответствует сцене, когда царевич Иван пленяет Жар-птицу.

Мила попробовала поразмыслить:

– Здесь три элемента: пленение, Жар-птица и имя Иван. Первый может означать нечто вроде вызова.

– Это верно только отчасти, – разъяснил спецагент. – Кайрус не состязается с нами: проповедник хочет приобщить нас к своей доктрине. Поэтому он не бросает вызов, а подвергает испытанию. Каждый раз, задавая нам задание, он хочет, чтобы мы его выполнили. Звонок в номер триста семнадцать – тоже экзамен для нас. Он унижает нас, чтобы мы научились смирению, но по сути сочувствует нам. Поэтому ответы на его непростые загадки всегда лежат на поверхности.

– Разве так уж прост образ огненной птицы? – возразила агент Васкес.

– Не знаю, что кроется за ним, но мы это обнаружим. А пока я бы сосредоточился на имени Иван.

– Думаешь, так зовут следующую жертву?