Теософические архивы (сборник)

Для начала можно сказать, что мудрость – это весьма растяжимое понятие, во всяком случае в европейских языках. Оно не дает какой-либо ясной идеи относительно своего значения, если только с этим существительным не сочетается какое-либо пояснительное прилагательное. В Библии, еврейский эквивалент Хокма (греческая София) применяется в отношении самых разных вещей – и абстрактных, и конкретных. Так, мы встречаем мудрость в качестве характеристики и божественного устремления, и земного умения и ремесла; как означающую Тайное Знание эзотерических наук, так и слепую веру; описываемую как «страх перед Господом», так и деяния фараонских магов. Это слово употребляется без каких-либо различий по отношению к Христу и волшебству, ибо колдунья Седекла[172] называется «мудрой женщиной из Аэндора». Начиная с древнейшего христианства, от св. Иакова (III, 13–17) и вплоть до последнего кальвинистского проповедника, который видит в аде и вечном проклятии доказательство «Всемогущей мудрости», этот термин употреблялся в самом разнообразном смысле. Но св. Иаков различал два вида мудрости; и мы полностью согласны с его учением. Он проводит жесткую разделительную линию между божественной, или ноэтической, «софией» (мудростью свыше) и земной, психической и дьявольской, мудростью (III, 15). Для истинного теософа мудростью является только первая. Он мог бы сказать то же, что и св. Павел, говоривший, что мудрость принадлежит исключительно тем, кто «совершенен», то есть тем, кто посвящен в мистерии или по крайней мере знаком с основами священных наук. И как бы велика ни была его ошибка, и сколь преждевременной ни была бы его попытка посадить семена истинного и вечного знания в неподготовленную почву, его намерения были бы все равно хорошими и бескорыстными, и за это он был бы побит камнями. Ибо, если бы он пытался молиться чему-то, кого он сам выдумал, или если бы он делал это ради корысти, то кто бы тогда заметил его и попытался бы уничтожить среди множества других лживых сект, ежедневных «сборищ» и безумных «обществ»? Но наш случай совсем иного рода. Как бы осторожен он ни был, он говорит все же не о «мудрости века сего», а об истине, или о «премудрости тайной, сокровенной… которой никто из властей века сего не познал»,[173] а тем более – властители нашей современной науки. Однако, что касается «психической» мудрости, которую Иаков определяет как земную и дьявольскую, то она существовала во все века, со времен Пифагора и Платона, когда на одного философа приходилось девять софистов, и вплоть до наших дней. Наш век приветствует такую мудрость, и на самом деле он имеет на это полное право. Кроме того, это одежда, которую легко натянуть на себя; и никогда не было такого времени, когда вороны отказывались бы нарядиться в павлиньи перья, если предоставлялась такая возможность.

Но сейчас, как и тогда, мы имеем право анализировать используемые термины и спрашивать словами из книги Иова, этой наводящей на мысли о кармическом очищении и ритуалах посвящения аллегории: «Но где премудрость обретается? и где место разума?» [Иов, XXVIII, 12], – и отвечающей его же словами: «В старцах мудрость, и в долголетних разум» [Иов, XII, 12].