Теперь или никогда

«Почему Предвечный не велит соблюдения заповедей, не налагает запреты, а требует только слепой веры?» – вопрошали провокаторы у людей. И тут же делали вывод: «Значит, ему все едино – отцеубийца или добрый семьянин, клятвопреступник или честный человек, насильник или защитник невинных». И тогда следовал иной вопрос: «А не были ли старые богини-луны честнее? А если были, то где уверенность, что Предвечный честен с нами, и честны ли в таком случае его служители на земле?» А у народа не находилось ответов. Но с народом-то все ясно. Так ведь и у преподобных их нет. Вот же в чем беда! А еще в том, что Аластар Эск точно знает, какие вопросы следует задавать.

Теперь-то все ясно, задним умом все сильны. Проверили, отследили, выпытали. Когда стало поздно.

Благословенный Святой хрустнул суставами пальцев, не сдержав досады. Что стоило узнать подробнее о пассажирке на «Меллинтан»? Почему не хватило ума вовремя направить своего человека в Янамари? И так ли сложно было проследить за перемещениями Эска по Синтафу?

А хватило всего одного свидетельства. Служащий одной из мелких почтовых станций припомнил лорда-диллайн в компании с невысокой женщиной в густой вуали и пятилетним мальчиком. Малыш – копия милорда, называл того «папочкой», а «мамочка» была в положении. Хрупкое сложение дамы, жаркая погода и легкое платье не скрывали намечающегося животика.

Ветер донес до чуткого носа эсмонда резкий запах тухлой рыбы, навоза и еще чего-то мерзкого. Весной Саннива пахла ничуть не лучше, чем в летнюю жару. А еще так пахло унизительное положение проигравшего в еще не начавшейся битве.

«Ну ничего, ничего, Аластар Дагманд Эск, и на тебя сыщется управа! Говорят, что камень надо прятать среди камней, а листочек – на дереве. Ты решил спрятать змею в змеином гнезде? – тив Херевард захлебывался злобой. – А что, если змею удавить, а тебя самого ловить на маленьких змеенышей? Тогда ты что запоешь, птица певчая?»

От резкого движения рукой бокал полетел вниз с перил.

«Скажи, Предвечный, неужто тысяча лет Веры – это всего лишь звон разбитого хрусталя, горсть мельчайших осколков, которую поутру сметет в совок уборщик?»

Джона

Скоро-скоро Шанта зацветет, скоро оденутся в кипенно-белые наряды священные яблони в долине Шариз и женщины принесут показать своих рожденных зимой детей озеру Катикса. Будет праздник, будет угощение – скромное, но обильное – много-много пресных лепешек с остатками прошлогоднего меда. Чтобы под каждой крышей Шанты звучали детские голоса, чтобы всем хватило еды. И так как шуриа хмельным не балуются, то веселье выйдет совершенно домашним, тихим и уютным. Три года назад Джона тоже показала Шэррара духу озера – крошечного, сытого, а потому крепко спящего младенца…

– Грустишь? – спросил Джэйфф.

Женщина кивнула. Она не просто грустила, она уже вся извелась. Виданное ли дело, двое маленьких детей на огромном военном фрегате. А вдруг Грэйн не уследит, и любопытный, как тысяча сов, Идгард сбежит на верхнюю палубу, и его смоет волной? А вдруг на них нападут пираты? А вдруг Шэррар заболеет? И еще сотня воображаемых ужасов, которые придумываются любой матери.

– Да перестань, – дернул ее за юбку неугомонный рилиндар. – При таком бдительном папаше, да при такой зубастой хёлаэнайе ничего с малышами не станется. Твой хмурый сыч приставит к каждому еще по три здоровенных матроса, чтобы глаз не спускали.

– Аластар – не сыч, – через силу улыбнулась Джона. – Просто он очень сдержанный.

– Ага-ага, такой сдержанный, что аж троих детей тебе сделал. Всем бы такими сдержанными быть. Может, он не за то держится? А?

Как бы на самом деле Джэйфф ни относился к Аластару Эску, но наедине с Джоной не уставал ее подначивать насчет возлюбленного. И «сыч» он, и «хитрая диллайнская морда», и «хорошо устроился, совиный сын, везде у него бабы». Но леди Янамари не обижалась на языкатого сородича.

Они шли по тропинке, перебрасываясь не слишком приличными шуточками, и постепенно похоронные настроения Джоны развеялись, точно небо над островом Шанта. Западный ветер весьма решительно разогнал тучи прочь, выглянуло солнышко, и стало жарко. Джона так и не приучилась носить традиционное шурианское платье и головную накидку-фатжону[10], предпочитая имперские платья и чепец.

«Сними эту гадость, – ворчал Джэйфф, брезгливо показывая на головной убор. – Как можно прятать такие волосы под ворохом кружев и ленточек?» Синеватый отлив, как у Джойаны, из века в век считался среди шуриа высшим шиком.

Для похода в форт, который не просто крепость, но и резиденция генерал-губернатора эрн-Тэлдрина, Джона нарядилась в зеленое шерстяное платье, украшенное на груди розочками из атласных лент, и снежно-белый кружевной чепец. Как-никак, местное высшее общество.

Тоже, кстати, повод позубоскалить и уязвить диллайн словом. Например: «В чепце ты точь-в-точь совиная девка, глядящая из дупла» или «Хорошо, что совиноглазые до сих пор не придумали ничего, чтобы глаза прятать. Какие-нибудь стеклышки».