Теплая кровь. Том 1: Вторжение (СИ)

Гарнизон Асаньи поднял мятеж три месяца назад – одновременно с воинскими контингентами, расположенными ещё в сорока двух городах Джирапозы. Рано утром, перед рассветом, офицеры без единого выстрела, как по учебнику, заняли вокзал, почту, телеграф и дом алькальда (1), но уже у управления полиции прозвучали первые выстрелы. Затем тяжелый бой закипел у Городского Арсенала, начальник охраны которого остался верен Республике. Мелкие стычки и перестрелки вспыхнули вокруг полицейских участков на западе и севере города. Радиостанция Дома Профсоюзов призвала всех любящих Республику граждан драться против мятежных военных.

Рабочие суконного квартала организованной колонной двинулись после полудня в сторону Арсенала на помощь его защитникам. В этих условиях руководивший мятежом дивизионный генерал Рамон Романо принял решение отойти к губернаторским казармам и перегруппироваться. Это была ошибка. Уже к вечеру правительство Республики объявило о бесплатной раздаче оружия сторонникам законной власти. Пятнадцать тысяч рабочих, собравшихся у Арсенала, враз превратились в пусть плохонькую, но вооруженную армию. Захватить Арсенал теперь было возможно только при поддержке тяжелой артиллерии. Полевые орудия гарнизона были заперты в Арсенале, но Асанья была морским городом, и, кроме пехоты, у мятежников имелся ещё и флот.

В полночь Рамон Романо приказал экипажам линкоров «Доррадо» и «Свобода» открыть огонь по Городскому Арсеналу. Это стало его второй и фатальной ошибкой. Матросы кораблей отказались повиноваться приказам и взяли своих офицеров под арест, после чего связались с защитниками Арсенала и объявили о своей готовности сражаться за Республику. С этого момента мятеж был обречен. Когда болванки главного калибра линейных кораблей начали сыпаться на Адмиралтейство и Губернаторский дворец, Романо приказал своим частям прорываться из города. Сам он с батальоном горных стрелков остался прикрывать отступление и пропал без вести. По городу ходили слухи о его позорной казни. Выжившие сторонники Директории отошли на северо-восток от Асаньи, заняв городки Риверо и Сан-Валентино, после чего начали готовиться к обороне. В течение недели к ним присоединились мятежные части со всей провинции, доведя блокирующую Асанью группировку до пятнадцати тысяч штыков и сабель при поддержке артиллерии и авиации. Силы асаньского гарнизона, по разным данным, составляли от семи до двенадцати тысяч и состояли главным образом из батальонов Народной Милиции, или, говоря по-простому, ополчения. Ни той, ни другой стороне не хватало сил, чтобы окончательно одолеть противника. Поэтому вот уже три месяца на северо-западной границе города шли вялые позиционные бои, перемежающиеся с артиллерийскими обстрелами и безрезультатными штурмами укреплений.

– Что случилось? – спросила Ольга Бьорсона, вольготно развалившегося на заднем сиденье автомобиля. – У них что-то начало происходить? Мятежники атакуют? Или атаковать собрались республиканцы?

Снорри ухмыльнулся и, ничего не сказав, отвернулся к окну, якобы любуясь пейзажем пролетающих мимо городских кварталов. Этот гад что возомнил себя бессмертным?

– Ай! – девичий локоть безжалостно пробил подкожный жир норжца и яростно врезался в ребра, – ты зачем дерешься, девушка?

– Потому что ты ведёшь себя как козёл, Снорри Бьорсон! – теперь Ольга уже не шептала, – куда мы едем? Что происходит? Почему кому-то понадобились двое журналистов, до которых месяц никому дела не было?!

– Приказ генерала Урути, сеньора, – ответил вместо Снорри сидевший на переднем сидении майор. – Мятежники потребовали журналистов. Вроде как взяли каких-то особых пленников.

Договорив, майор закурил. Салон автомобиля наполнился запахом дорого табака.

– А почему именно мы, сеньор майор? В городе же полно журналистов!

– Потому что вы норжцы, сеньора. Вернее, этот бородач норжец. А мятежники потребовали именно иностранцев, а не джерапозсцев. К тому же Норге нейтральна, а этого сеньора генерал знает лично.

– Ты знаешь генерала? – набросилась Ольга на Снорри. Неужели от него всё же есть какой-то толк?

– Двадцать лет назад я знавал лейтенанта Урути, – улыбнулся Бьорсон, – чертовка была одним из первых джерапозсцев, высадившихся в Лисабе. «Свобода! – кричала та, потрясая винтовкой. – Смерть оккупантам!».

Майор на переднем сиденье хмыкнул. Ольга округлила глаза.

– Чертовка?!

– Ну да, Лаура Урути. Странно, правда, что она теперь аж целый генерал. Я слышал, её выперли из армии сразу по окончании войны…

– А её и выперли, – пояснил майор, – за противоречащую Конституции политическую деятельность. Или как-то так. Генералом она стала два месяца назад, когда соответствующий приказ пришел из Доррадо.

– А-а-а, у вас же недостаток командиров, – протянул Снорри с понимающим видом.

– Таких точно недостаток, – усмехнулся майор и затянулся. Ольге очень хотелось курить, но попросить папиросу мешала гордость. А проклятый майор не обращал ни малейшего внимания на её страдальческие взгляды.