Теплая Птица

— Где именно это произошло?

Бородач буквально ел меня глазами.

— Точно не помню. Джонку прибило к берегу ночью.

Бородач отложил в сторону сигарету, взял со стола какой-то тюбик.

— Не желаешь? — спросил он у напарницы. Та отрицательно качнула головой.

— Обожаю космическую жратву, — особист выдавил из тюбика себе в рот что-то желтоватое.

— Состоите в какой-либо секте? — особистка вновь повернулась ко мне.

— Нет.

— Знаете что-нибудь о врагах Лорд-мэра?

— Ничего.

Она отложила в сторону карандаш.

— Ну что же, тридцать второй, полагаю, вы можете быть допущены к испытаниям. Ты не против? — особистка посмотрела на напарника.

Бородач развел руками.

— Я могу идти? — приподнялся я.

— Но! — засмеялся Глеб Пьяных. — Прыткий какой. А взнос?

Так вот, значит, за что погиб Снегирь! За взнос…

Я открыл рюкзак и, вынув холщовый мешочек, выменянный у Цыгана, положил на стол перед особистами.

Бородач развязал зубами бечевку, достал пакетик с белым порошком.

— Кокаин?

Надорвал пакетик, лизнул порошок.

— Весьма недурно, — по физиономии особиста разлилось блаженство. — Можете готовиться к испытаниям. И передайте своим конвоирам вот это.

Он протянул мне клочок бумаги. Выходя из комнаты, я успел мельком глянуть на клочок: на нем крупными печатными буквами было написано: «ЖИЗНЬ». Что это значит?

Конвоиры уставились на меня, как на вернувшегося с того света. Почему стрелки так боятся особистов? Мне черные плащи не показались страшными. Уж не лгун ли наш великий учитель Христо?

— Давай резолюцию, — пробасил усатый конвоир.

— Что?

— Резолюцию, говорю, давай.

Я протянул бумажку.

— «Жи-знь», — прочел он. — Ну, пошли.

Снаружи стемнело. Кое-где на сером небе заискрились звезды.

Мои конвоиры стали гораздо разговорчивее и даже добрее по отношению ко мне. Того, что с усами, звали Сосо, второго, тощего блондина, — Фомин.

— Уже четверых до тебя в расход пустили, — сообщил мне Сосо. — Повезло тебе.

Вот значит, что такое «Жизнь» — печатными буквами. Интересно, какую резолюцию получил Борис?

Мы двигались по направлению к баракам, окутанным сизой дымкой.

— Счас приду, сожру тварки, — и спать, — мечтательно проговорил Фомин.

— Подрочить не забудь, — осклабился Сосо.

— Заткнись, черножопый.

Блондин толкнул напарника в плечо. Я думал, сейчас начнется свара, но эти двое только посмеялись. Должно быть, пидары, вроде Цыгана с Вадимом… Впрочем, пидары они или нет, — меня совершенно не колышет. У меня своя цель, своя Серебристая Рыбка.

2 УСТАВ СТРЕЛКОВ

Конвоиры привели меня к длинному бараку, стоящему поодаль от казарм стрелков. Его охраняли три дюжих бойца. Их челюсти равномерно, почти синхронно, двигались.

— Последний? — обратился к Сосо один из них, сплевывая на снег какой-то черный комок.

— По ходу, да.

— Заходи, мясо.

На меня пахнуло теплым запахом еды, печки, немытых человеческих тел. Людей здесь было много: они лежали на двухъярусных нарах и… читали. В библиотеку, что ли, я попал?

— Артур.

Я увидел Бориса. Что-то вроде радости проклюнулось в душе.

— Иди сюда.

Он указал на свободную койку, расположенную аккурат над его собственной койкой.

— Еле отбил, — похвастался Борис. — Знал, что ты придешь.

— Почему все читают?

— Жить хотят, потому и читают, — Борис нехорошо улыбнулся. — Вот, держи.

Он протянул мне тонкую тетрадку. На обложке крупно: «Устав Армии Московской Резервации».

— Что это за хрень?

— Возможно, это одно из испытаний, Артур, — сказал, глядя мне в глаза, Борис.

Я схватил тетрадку и поспешно полез наверх, на свою койку.