Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

зеленая стрелка указывала направо.

-Зеленая стрелка – путь на барахолку, красная – в Сокольническую

глухомань, синяя – к измайловским мародерам, желтая – на ВДНХ. Все просто.

-Все так просто, все так сложно, мы ушли в открытый космос, - пропел под

нос Киркоров.

-Кончай ты со своей пидорасней, - окрысился на него Снегирь.

Киркоров сплюнул и заткнулся.

-Стоп! – Снегирь замер. – Кажись, пришли. Где-то здесь должен быть люк…

Шум голосов оглушил меня. Я никогда не видел столько людей сразу - они

двигались поодиночке и группами в сторону каменной рогатой чаши. Одетые в

тряпье и добротные кожанки; с оружием или без; увечные, здоровяки, старые,

молодые; почти все тащили на закорках огромные баулы, кое-кто даже вез санки,

доверху груженные тряпьем и железками. На нас, как-никак, только что вылезших

из-под земли, никто и не посмотрел.

-Добро пожаловать на барахолку, - сказал Снегирь, прикрывая крышку

канализации.

-Да, - Киркоров с явным наслаждением втянул в легкие воздух. – Обожаю

этот запах.

Пахло и вправду приятно – жареным мясом, сеном, дымком.

-Будьте начеку, - предупредил Снегирь. – Здесь кишат особисты.

При этих словах меня задел плечом закованный в кожу длинноволосый

мужик и, процедив что-то сквозь зубы, проследовал мимо.

-Вот видите, - качнул головой Снегирь. – Не исключено, что этот орангутанг

и есть… Пошли скорей – не до запахов.

Снегирь явно нервничал, оглядывался по сторонам: кролик, выскочивший

из норки.

Над входом в каменную чашу красовалась надпись: «Стадион Динамо»,

перед чугунными воротами стояли двое с автоматами.

Приблизившись к воротам, Снегирь перестал быть похожим на испуганного

кролика, теперь, скорее, он был похож на расслабленную обезьяну.

-Здорово, братаны, - бросил автоматчикам.

-Вонючий дикарь тебе братан, - в общем, миролюбиво, отозвался один из

охранников. – Кто такие?

Его товарищ подозрительно зыркнул на рюкзак у меня за плечом.

-Мародеры с Района Третьего Кольца. Бескудниково знаешь?

-Не знаю, но ясно, что из жопы.

Автоматчики заржали. Снегирь заржал вместе с ними.

-Ну и нахер вы приперлись из своего Бескудникова? – автоматчик сплюнул

на рыжий от мочи снег зеленоватый комок.

-Мы как все, братан, - осклабился Снегирь. – Толкнуть кое-что, дашь на

дашь.

-Толкнуть, значит?

Охранник долгим взглядом окинул меня. Стало неуютно, совсем неуютно.

-А что именно вы собрались здесь толкнуть?

Капля холодного пота побежала по спине. Я сдвинул лопатки. За нами

образовалась очередь из навьюченных баулами людей. Толпа надавливала:

-Вы че там, блядь, застряли?

-Пропускай этих пидаров, либо расстреливай, долго мы тут будем спины

ломать?

Один из охранников явно занервничал, но его напарник упрямо стоял на

своем.

-Счас я тебя пропущу, - крикнул он в толпу. – Счас я тебя, сука, на тот свет

пропущу.

Он обратил к Снегирю перекошенное лицо:

– Что в рюкзаке?

-Братан, - Киркоров приблизился к автоматчику. – Зачем ты так?

-Назад, пидор.

Ствол автомата уперся в живот Киркорову. Но, кажется, кроме меня этого

никто не заметил, серебряный портсигар со Сталиным на крышке перекочевал из

руки Киркорова в карман охранника.

-Проходите.

Обливаясь потом, я проследовал в ворота. Черт подери, надо же!

-Я думал, взрывчатка не запрещена на барахолке, - шепнул я Снегирю.

-Не запрещена, - он ухмыльнулся как ни в чем ни бывало. – Если ты не

хочешь ее толкнуть, то не запрещена…

-Киркоров.

-Чего тебе?

Я пожал одноглазому руку. Он кивнул, поведя плечами.

-Жалко портсигар.

-Новый найдешь, - убежденно сказал Снегирь.

Зрелище, распахнувшееся перед нашими глазами, было грандиозным.

Чаша стадиона напоминала муравейник со срезанной макушкой. Люди

копошились на дне и на трибунах, в воздухе висел ни на минуту не умолкающий

гул. И, ступив в тесные ряды, мы стали частью этого гула.

-Меняю книгу на жратву!

-Братан, постой, взгляни, какой покрой!

-Ушанка, кому ушанка!

-Валенки уперли! Валенки!

Снегирь уверенно шагал по рядам, отнекиваясь от назойливых торгашей,

отталкивая проституток, буквально вешающихся на шею.

-Какой значок!

Тощий оборванный юнец вцепился в грудь Киркорова, пытаясь сорвать

значок. Тот, не долго думая, размахнулся и двинул кулаком по распухшей от

голодухи физиономии. Юнец отлетел в сторону, на разложенный торгашами

металлолом.

-Сука! – по-собачьи заскулил он. – Сука е…ная!

Мне же на руку повисла женщина: одного уха нет, щека разорвана, черные,

кривые зубы выглядывают, как зверьки из норки.

-Красавец, хочешь – отсосу?

Я молчал, и она не отставала.

-Недорого возьму, красавец. Сухарик дашь. Доволен будешь…

-Кышь отсюда, падаль, - крикнул на нее Киркоров. – Или, может…? – он

выразительно посмотрел на меня.

-Пошел ты, - зло бросил я, догадавшись, что он имеет в виду.

Шлюха осталась позади, матерясь и сыпля в наш адрес проклятья.

Снегирь остановился перед грудой вонючего тряпья, из-за которой едва

виднелся хозяин.

-Карлуша!

Пузатый человечек с миндалевидными глазами и большим, крылатым

носом засеменил к нам.

-Снегирь, какими судьбами?

-Все теми же. Как торг, Карлуша?

-Какой, к дьяволу, торг? - пожаловался Карлуша. – За все утро обменял

бушлат на два ржавых топора. Разве это торг? – он посмотрел на нас с