Теплица

За долгие, медленно истекшие эпохи интенсивность солнечной радиации росла, и согретая ею растительность, развиваясь, завоевала неоспоримое первенство. Осы также развивались, поддерживая темп изменений. Они выросли — и числом, и размером, — в то время как царство животных подошло к собственному закату и стало быстро сокращаться, захлебываясь в поднимавшейся волне зелени. Именно осы стали со временем основными противниками паукоподобных ползунов. Атакуя целыми роями, они парализовывали их примитивные нервные центры, оставляя ползунов ковылять навстречу собственному распаду. Кроме того, летучие тигры откладывали яйца в тоннелях, пробуренных в телах врагов; когда яйца лопались, личинки с удовольствием питались живой плотью.

Именно эта угроза, более чем серьезная, заставляла ползунов на протяжении многих тысячелетий постепенно отдаляться от Земли, спасаясь бегством в космосе. В его, казалось бы, негостеприимной пустоте они достигли полного и грандиозного по своим масштабам расцвета.

Суровая радиация превратилась для них в необходимость. Первые астронавты природы, они изменили внешний облик небесного свода. Минули неисчислимые века после того, как человек свернул свою деятельность и возвратился на деревья, где не когда появился, и ползуны заново проложили оставленный людьми путь. Разум пал с вершины обретенного когда-то превосходства, и ползуны связали воедино две сферы — голубую и белую — при помощи паутины, древнего символа небрежения.

Ползун карабкался по своему канату среди зелени Верхушек, топорща волосы на спине; зеленые и черные пятна создавали ему естественный камуфляж. По пути вниз ползун подобрал несколько созданий, пойманных на лету липким канатом, и безразлично всосал их. Когда аппетитные шумы прекратились, ползун занялся перевариванием съеденного.

От дремы его пробудило возникшее рядом гудение. Желто-черные полосы замелькали перед слабыми, неразвитыми глазами: пара летучих тигров нашла его.

С величайшим проворством ползун двинулся назад. Массивный пузырь съежившегося в атмосфере тела в длину был около мили, но двигался, тем не менее, с легкостью летучей пыльцы, удирая вверх по канату, возвращаясь в безопасное место, даруемое вакуумом.

Во время отступления, пока ползун сучил ногами по канату паутины, он подобрал несколько спор, шипов и прилипших к нему крошечных созданий. Он также прихватил с собой шесть сосудов огнежога, каждый с бесчувственным человеком внутри, которые, раскачиваясь, повисли незамеченными на его голени.

Поднявшись на несколько миль, ползун остановился. Оправившись от страха, он изверг из себя шар кислорода и мягким движением прикрепил его к канату. Время шло. Щупальца ползуна трепетали. И затем он направился в глубины космоса, вырастая в размерах по мере уменьшения давления.

Скорость его все увеличивалась. Сложив ноги, ползун принялся выпускать из спрятанного под объемистым брюхом прядильного органа свежую нить паутины. Так оно выстреливало себя вперед — огромное растение, почти начисто лишенное чувств, оно медленно вращалось, в точном равновесии поддерживая температуру тела.

Радиация омывала ползуна, и тот наслаждался этим душем. Без радиации его жизнь была бы невозможна.

Что-то пробудило Даф. Она открыла глаза и сделала движение головой, бессознательно осматриваясь. Увиденное не имело смысла. Даф знала только, что Поднялась Наверх, и не ожидала узреть в этом ином, новом существовании что-либо знакомое.

Часть обзора закрывали колючие желтые пучки чего-то, напоминавшего волосы или солому. Остальное различалось с трудом, будучи погруженным то в слепящий свет, то в глубокую тень. Свет и тень сменяли друг друга.

Постепенно Даф обнаружила и узнала другие объекты. Самым интересным был красивый зеленый полушар, покрытый белыми и голубыми пятнами. Был ли это какой-то незнакомый фрукт?.. К нему тянулись нити, поблескивавшие тут и там, множество нитей — серебряных или золотых в этом странном свете. Вдалеке куда-то спешили два ползуна, какие-то ссохшиеся на вид. Яркие блики света отдавались болью в глазах людей. Все было спутано.

То был мир, принадлежащий богам.

Даф ничего не чувствовала. Странное онемение не давало ей двигаться, да и желания пошевелиться не возникало. В сосуде стоял непонятный запах. Сам воздух казался плотным, почти твердым. Все вокруг напоминало какой-то злой, страшный сон. Даф медленно открыла рот, не без труда заставив челюсть повиноваться. Она крикнула, но не услышала собственного голоса. Тело ее заполнила боль, особенно ломило в боках.

Даже когда глаза ее вновь закрылись, рот остался широко распахнутым.

Как огромный косматый воздушный шар, ползун приближался к Луне.