Тепло камня

Несколькими метрами ниже испуганно метнулась в сторону какая-то неосторожная птичка, на которую упала его широкая тень. Он мог бы её догнать и избавиться, наконец, от противного привкуса ягод во рту, но только резко взмахнул крыльями, набирая ещё большую высоту и скорость.

Он чувствовал горечь оттого, что просьба, с которой к нему обратился Уфат, — это то, что любой из Народа шуа имел право просить у любого из Народа гуф. Между ними заключён Союз, и шуа всегда исправно выполняют свою часть договора: они лечат больных и подкармливают ослабевших зимой птиц, поднимают в гнёзда выпавших птенцов и помогают снова подняться в воздух во время первого, не всегда удачного полёта.

Да, помогая ему, Уфат и другие всего лишь выполняли свой долг, но гуф знал, что получил гораздо больше, чем просто выполнение долга, заботу по обязанности.

Что-то тёплое, живое и нежное проникло в его не знавшую до того времени нежности душу и теперь мучило его, ища выход, которого он не мог ему дать.

Он узнал мучительную тоску привязанности и жажду любви — не только полученной, но и отданной.

Если бы можно было выбросить из сердца этого непонятного живого птенца незнакомых и, как ему казалось, даже постыдных чувств. Он бьётся у него внутри и причиняет боль, а позволить ему вылупиться, проявляя свои чувства открыто — так, как это делают шуа, — невозможно. Это слабость, недостойная птицы гуф!

Стремительно и яростно пронзая воздух, приближался он к Вишали. Раз уж его попросили о такой малости, он, во всяком случае, сделает это как можно лучше, что значит — быстрее.

Когда гуф вылетел, солнце уже склонилось к закату, теперь его путь освещали только звёзды, но небо ещё не успело налиться бархатной чернотой, а ночь была в самом начале, когда бесшумная тень спланировала на землю, опустившись рядом с пали, в которых уже улеглись Виша, их семьи и помощники.

Хлопнув крыльями, гуф издал резкий гортанный крик, переходящий в грозный и гневный клёкот. Это был вызов-предупреждение, с которым встречали соперника, посмевшего охотиться на чужой территории. Сейчас он использовал его потому, что это был самый громкий клич в его арсенале.

Наслаждаясь произведённым переполохом, гуф застыл, гордо подняв голову. Он был едва заметен — неподвижное изваяние в свете звёзд, и только жёлтая лента на шее и белый свиток послания сразу были замечены взволнованными шуа. Один из них приблизился и, поклонившись, произнёс:

— Благодарю тебя, птица гуф! Пусть твои крылья летят быстрее горного ветра и высоко взлетают твои птенцы!

Гуф едва заметно склонил голову. Шуа подошёл и осторожно снял ленту с его шеи. Лаум — Первый Виша — уже был рядом и забрал послание, а к птице подошла одна из женщин, предлагая (ну конечно! он мог бы и не смотреть!) тумисовые ягоды.

Гуф встопорщил перья и, глянув на ягоды одним оранжевым глазом, тихо и незаметно вздохнул. Он мог бы улететь отсюда прямо сейчас. Другая птица доставит ответ, если он будет. В таком случае ягоды ему ни к чему. По дороге он найдёт что-нибудь получше. Но гуф твёрдо решил сам принести ответ, значит, надо ждать здесь, чтобы не упустить момент, а охота в Вишали, во всех пределах Внешнего Круга, запрещена.

Усилием воли заставив перья лечь, преодолевая отвращение, он с невозмутимым видом склевал все ягоды и вежливо поклонился. Шуа, кормившая его, шевельнула лапой.

На какой-то миг ей показалось, что барьер высокомерия и неприступности, всегда отделяющий гуф от шуа, исчез, и можно прикоснуться, погладить… Но из-под полуопущенных век сверкнул оранжевый огонь, и шуа опустила лапу.

Все знают, что птица гуф не терпит фамильярности!

Даже если ей очень хочется любви и ласки…

========== Глава 37. Большой совет. Тайные союзники шуа ==========

Лаум сидел в Среднем Круге — Круге Собрания, читая и перечитывая короткое послание — сначала при свете звёзд, потом его жена, Тунна, принесла масляный светильник, и он снова читал при его колеблющемся свете, но содержание письма от этого не изменилось.

Наконец, словно опомнившись, он тяжело поднялся и повернулся к ожидающим Виша.

Тёмные фигуры, лишь немногим светлее, чем его собственная, почти чёрная от старости, растворялись в ночи, но их перемежали и другие — светлые, чьё присутствие радовало и успокаивало его не меньше, чем молчаливая поддержка старых товарищей.

Он чувствовал их взгляды, хотя и не мог различить глаза: молодые — горячо-нетерпеливые, полные надежды и жизни; старые — тревожно-твёрдые, ожидающие скорее плохого, чем хорошего, и готовые встретить его мужественно.

Среди первых — его младшая внучка Ови — одна из Вторых Виша, среди вторых — жена — Третья Виша.

Лаум поднял полоску бумаги к глазам, хотя каждая линия короткого послания уже навсегда отпечаталась в его памяти, и прочёл срывающимся голосом эти несколько фраз.

Потом отдал послание Пунту, стоящему рядом, и, снова отвернувшись, сел, неотрывно глядя прямо перед собой — туда, где, неразличимый в темноте, находился Внутренний Круг.