Тепло оружия

До этого наша беседа была настолько сексуальной — вернее, имеющей отношение к теме секса — что, естественно, все мои мысли были заняты лишь предметом разговора. В чем, разумеется, нет ничего удивительного. В конце концов, вряд ли мое мнение по этому поводу сильно отличалось от того, о чем думала Эгги.

Итак, диалог продолжался.

— Секс.

— Ага.

— Секс. Все дело в нем.

— Да уж. И то верно. Я бы, пожалуй, не смог выразить лучше.

— Секс…, — снова повторила она, смакуя это слово, как обычно смакуют оливку, насаженную на край первого бокала мартини. Она как будто пробовала его на вкус, прислушиваясь к собственным ощущениям и решая, нравится ли ей это или нет.

Но с оливками так происходит сплошь и рядом. Особенно, когда съедаешь первые несколько штук. В этом смысле у них есть что-то общее с шоколадными конфетами.

Одни люди просто снимают их с краешка бокала и выбрасывают, а потом до последней капли выпивают содержимое бутылки. Другие же просто не обращают на оливки никакого внимания, а просто смиренно съедают, и то лишь потому, что их принято подавать к мартини. А третьи так и живут, не познав их настоящего вкуса.

Мне не понравился ход моих мыслей.

Мы разговаривали о сексе, а я мысленно зачем-то приплел сюда оливки. Мне очень не хотелось, чтобы каждый раз при взгляде на оливки у меня возникали бы мысли о сексе. Это можно было бы сказать и наоборот — при каждом взгляде на секс, возникали бы мысли об оливках. И куда бы это меня привело? Похоже, с выпивкой нужно заканчивать.

Пришла пора уходить, и это было совершенно очевидно. Даже часы напоминали мне об этом. Вообще-то, я уже опаздывал.

Эгги проводила меня до двери. После одной или двух фраз, произнесенных с томными вздохами, она сказала:

— Мне было приятно побеседовать с тобой, Шелл. Надеюсь, ты ещё как-нибудь заглянешь ко мне. И пусть твоя жена тоже приезжает с тобой.

— Ну, вообще-то это не так просто. У меня нет жены.

— Ты так больше и не женился?

— Я никогда не был женат, Эгги.

Она удивленно захлопала глазами.

— Сколько же тебе лет? Выглядишь ты лет на… ну, я бы сказала, лет на тридцать. Угадала?

— Точно. Вообще-то, мне уже за тридцать.

Она пришла в ужас.

— Тридцать! И не женат? И никогда не был?

Она осталась стоять, как вкопанная. После всего, что она наговорила мне, кровь бурлила в её венах, как струится сок по стволу древнего дерева.

— О, Шелл, — проговорила она, наконец, — вы лишили себя такой радости и отказались от великого предназначения, уготованного судьбой мужчине!

Это были её собственные слова. А я только что едва не влюбился в нее.

Глава 10

На улице у “Гамильтон-Билдинг” что-то происходило.

Что это не было за событие, я все-равно пропустил его. Я опаздывал уже на целых семь минут. И все из-за Эгги.

“Гамильтон-Билдинг”, здание, в котором находится мой офис, расположено в центральной части Лос-Анджелеса, на Бродвее между Третьей и Четвертой улицами. Рядом с офисным зданием находится автостоянка, где я обычно оставляю свой “кадиллак”, и именно туда я и направлялся — но только не доехал. Вернее, не сразу.

Я был всего в квартале от стоянки, когда улицу огласило пронзительное завывание сирены. Я вырулил к тротуару и остановился. Полицейская машина с красной “мигалкой” на крыше находилась в двух кварталах от меня, и ехала она по Бродвею в мою сторону, направляясь к “Гамильтон”.

Автомобиль с сиреной на крыше мчался с невероятной для вечно наводненной автомобилями улицы скоростью — миль сорок-пятьдесят в час. Проехав перед “Гамильтон”, он проскочил мимо, слева от меня, и от душераздирающего рева сирены по спине у меня пробежал неприятный холодок. По мере того, как расстояние между нами увеличивалось, сирена становилась все тише и тише, но тут где-то поблизости раздался вой другой сирены. А потом ещё одной.

Не припомню другого такого случая, чтобы когда-нибудь в этом районе поднимался такой шум. Полицейский автомобиль резко затормозил, останавливаясь перед входом в “Гамильтон”. Во всяком случае, протестующий визг тормозов был слышен за квартал. Из машины выскочили двое полицейских и метнулись к тротуару. Мне были видны и другие бегущие люди.

А ну тротуаре уже собиралась толпа. И не просто на тротуаре, а четко перед самым входом в “Гамильтон”.

Я завел машину, до отказа вдавил в пол педаль газа, направляясь по Четвертой улице к стоянке, когда послышался приближающийся вой ещё одной сирены. К “Гамильтон” подкатил ещё один автомобиль. Это был длинный лимузин “скорой помощи”; оставив свой “кадиллак” на попечение служителя стоянки, я поспешил к месту происшествия и видел, как санитары распахнули задние двери кузова.

В то время, пока я продирался сквозь толпу, состоявшую из нескольких десятков любопытствующих сограждан, санитары вышли на тротуар, держа в руках носилки. Всего несколько футов и пять-шесть человек отделяли меня от эпицентра всеобщего внимания — распластавшегося на асфальте тела. Мужчина лежал на тротуаре вниз лицом, широко раскинув ноги с вывернутыми наружу ступнями.