Тепло твоего сердца

– Так иди и узнай, а не задавай мне глупых вопросов. Ты не ребенок, Дьюар. Теперь – вон из моей спальни.

Он, как нашкодивший мальчишка, стремглав вылетел в коридор. В полутьме казалось, что взгляд наставника все еще буравит спину, подгоняя вперед, но, выйдя на воздух, Дьюар вновь замялся, не зная, куда поворачивать дальше. Возвращаться в трактир, не принеся достаточно значимого результата, было никак нельзя – только представив, как будет выглядеть при этом, Дьюар отмел подобный вариант начисто.

Дорогу он выбирал бездумно, и она сама повела его к рыбацкому кварталу – тому, где пахло свежей рыбой, а на близких к побережью улицах крыши белели от сидящих на них чаек. Здесь было куда оживленнее: бедняки не могли позволить себе прохлаждаться, забросив работу до того, как страшная болезнь схлынет. То и дело по пути попадался кто-то с кучей снастей или ведром свежей рыбы; на углу сапожной лавки мальчишки варили крабов, разложив костер в неглубокой ямке и повесив над ним котелок; у одного из совсем покосившихся домов сморщенный старик чинил небольшую лодчонку.

Здесь несло смертью. Дьюар, проходя мимо длинных двухэтажных бараков, в которых люди жили тесно, подобно муравьям, чувствовал, что за последние недели в них умирали не раз и не два, умирали не всегда мирно. Замшелые стены хранили память о многих смертях и горе, среди них было не понять, кого поразило загранное существо, а кто умер по вполне земным причинам. Но дальше, там, где лачуги стояли поодиночке, практически за чертой города, ощущения обострялись и разделялись, уловить их изменения стало гораздо проще.

Дьюару не пришлось идти далеко. Уже около третьего с краю домишки он ощутил странную сосущую пустоту, как будто там притаилась воронка зыбучего песка. Это ощущение отчетливо напоминало то, которое исходило от больного полукровки в таверне, теперь Дьюару удалось вспомнить, на что оно было похоже. Следуя за ним, молодой некромант поднялся на шаткое крыльцо, постучал и, не дождавшись ответа, вошел сам.

Дверь была не заперта, внутри дома явственно ощущался запах затхлости, пыли и болезни. Стояла такая тишина, что в первый момент Дьюару почудилось, будто он здесь совсем один, но, пройдя через всю комнату, он заметил кровать, притулившуюся к самому боку нетопленой печи. На кровати среди смятых шерстяных одеял лежала старуха. Лицо ее, изборожденное глубокими морщинами и темными пятнами, носило отпечаток сильного истощения, сухие руки, сложенные на груди, казались восковыми. Сон этой женщины походил на вечный, и все же благодаря своему дару Дьюар даже на расстоянии ощущал, что она жива – телом, по крайней мере, потому что духа ее здесь не было, точно так же, как и духа Имрила. Было нечто иное…

Шагнув ближе, Дьюар всмотрелся. Не столько глазами рассматривая худощавый лик, сколько даром прощупывая лежащее перед ним тело. Жизни в нем осталась совсем капля, и некроманта это бы ничуть не удивило – любой видел, что свой век женщина проводила, как если бы тонкая нить ее сил не тянулась куда-то… к кому-то, прячущемуся под печью.

Дьюар вскинулся. Посторонняя сущность, не этому миру принадлежащая, смотрела на него без всякого страха. Мурашками по коже прокатилось неприятное чувство, будто нечто липкое и холодное прикоснулось да отпрянуло, исчезло, оставив слабый след. Этот самый «след», незримый, но хорошо ощутимый, опутал и старуху, и ее постель, и даже комнату вокруг. Теперь, зная, что искать, Дьюар мог различить его повсюду.

– Червец, значит? – пробормотал он себе под нос, особенно внимательно изучая то место, где заметил тварь. Той там, конечно, уже не наблюдалось, она сбежала, оставив сочащуюся жизненной силой магическую рану на теле, которым кормилось. Незаметная для простого человеческого взгляда, эта прореха медленно убивала свою носительницу.

Дьюар склонился над ложем, всмотрелся пристально. Задумался. Если ничего не сделать – бабка окончательно умрет, и так уже слаба совсем, сердце едва бьется. Но в арсенале некроманта, известном ему, не было ничего, пригодного для лечения, и уж тем более для восстановления тонких материй, а заглянуть в свои записи еще разок наставник вряд ли позволит. Он должен был придумать выход сам.

Время неумолимо гнало свою колесницу навстречу, грозясь на ходу раздавить всю надежду и решимость. В иные дни оно могло стать ценным союзником, но и враг из него был отменный. Время не щадило, ровно как и Госпожа, которую всюду именовали Извечной, Дьюар уже ощущал отголоски ее дыхания, от которого кровь стыла в жилах даже у него самого, почти сроднившегося с этой холодной, равнодушной силой. Разорванные нити жизни выглядели как прозрачная паутина. Даже различить их было непросто, а уж поймать пальцами и связать вместе – задачка из тех, что вовсе не имеют единственно верного решения. Дьюар старался, но даже он понимал, что сделанное им продержится недолго, лишь отсрочив конец, но более нечего было придумать.

***