Тепло твоих губ

… — Что это с вами, Роман Анатольевич? — Татьяна смерила его холодным высокомерным взглядом. — И в каком вы виде? Видно, сильно приняли вчера. Нехорошо получается — жена с сыном в больнице, а он…

Роман слушал ее, однако, вполуха — из ума никак не выходил жуткий вой собаки. Татьяна просто не могла его не слышать…

Скрепя сердце он пригласил-таки ее зайти в дом, в надежде хоть что-то выяснить.

Татьяна уселась в кресле навытяжку, словно проглотила палку. Поджала губы — ни дать, ни взять — прокурор. Однако на губах ее алела яркая губная помада, а под глазами синели темные порочные круги.

— Тань, ты слышала, как собака выла? — жалобным голосом спросил Роман.

— Вы мне не тыкайте, Роман Анатольевич, — отрезала директриса. — Я вам не девочка и не ветеринар какой-нибудь, чтобы собак из-под ваших окошек гонять.

— А разве у кого-нибудь из отдыхающих появилась собака? — робко поинтересовался Роман.

— Не знаю, не слыхала, — Татьяна, оценив бледность щек собеседника, невольно сбавила тон. — Ты же знаешь, у нас не положено.

— Но я слышал, — настаивал Роман.

— Ну, значит, приблудилась какая-нибудь из поселка. Беда не велика, как пришла, так и уйдет. — Таня поднялась.

— Да, между прочим, вчера вечером Лида звонила. Сказала, что их скоро выписывают, но Кирюше врачи не велят в дом отдыха возвращаться — боятся, что всех детей у нас перезаразит. Просила зайти к тебе, передать. Так что решайте, Роман Анатольевич, что дальше делать. А я пошла. Извините, дела…

— Подожди, Тань, не уходи, — Роман встал перед дверью, заслоняя вход. — Я, наверно, что-то в тот раз не то сделал. Обидел тебя, да? Ну извини, только не уходи, пожалуйста.

Простая мысль о том, что ему снова придется остаться в этой комнате с этим окном, настолько испугала его, что он чуть не встал перед ней на колени.

— Пустите, — она попыталась отодвинуть его в сторону. — Говорю, дела у меня.

— Не уходи, Таня, — взмолился Роман. — Останься, побудем вместе, а?

Странное чувство все больше овладевало Романом. Он говорил, о чем-то спрашивал, просил. Но это был не он, а кто-то другой, жалкий и трусливый. И кто-то третий, невидимый, и от этого особенно неощутимый, страшный, смотрел на них и… потешался.

— Поздновато одумался, — хихикнула Таня. — У меня уже есть с кем постель разделить. — Потом вдруг махнула рукой, расхохоталась. — Ну ладно, Ромка, давай попробуем. Столько знаем друг друга, а ни разу не трахнулись. Странный ты все-таки мужик, то гонишь, то просишь.

Она стала раздеваться, копируя ужимки стриптизерш с телеэкрана.

— Знаешь, этот мой, одно название, что мужчина. Пока сморчок его поставишь, аж вспотеешь. А он раз-два и готово. Никакого кайфа. Мужики пошли сплошь дерьмо. Бабу не могут нормально оттрахать.

Он тоже разделся, быстро юркнул под простыню, пряча исполосованные ляжки и спину.

— Не любишь в открытую? Жарко ведь. Ну да ладно, коли уж стесняешься, — большой опыт общения с мужчинами научили ее не противоречить причудам сильного пола. — Зато так интиму больше.

Она обняла Романа, прижалась к нему всем своим полным, крупным телом.

— А ты ничего мужик. Сильный. Игорь, конечно, покрепче был.

От Татьяны веяло несокрушимым здоровьем, домашним теплом, и Роман вдруг ощутил себя совсем маленьким и слабым… Так двухлетний Кирюшка прибегал к матери во время грозы в постель и скоро затихал.

— Эй, да ты спишь, что ли?

Но он все не проявлял никакой инициативы, медлил, неизвестно на что надеясь. Эх, вот бы так лежать и лежать, не двигая ни рукой, ни ногой, ни… И Татьяна, удивляясь его инертности, сама пошла в атаку — прижимаясь пышной грудью, целуя открытым ртом, по-французски, стимулируя член то одной, то другой рукой. Арсенал ее ласк отличался довольно широким диапазоном, но какими же бледными выглядели они по сравнению с ласками Ариадны!

Роман принимал ее поцелуи и отвечал на них, гладил ее упругие бедра, мял пышную грудь, но вдохновение — увы! — не приходило. В конце концов, выпустив это роскошное тело из объятий, он откинулся на подушку и, облегченно вздохнув, замер.

Но тут в Татьяне взыграло женское самолюбие.

— Сейчас все будет в порядке, не переживай, Ром, — шепнула она, укрывшись с головой простыней.

Роман забросил руку за голову, стараясь расслабиться. Простыня в том месте, где находилась голова Татьяны, поднималась и опускалась, размазывая по щекам остатки косметики.

— Извини, Таня, — виновато вздохнул Роман. — Видишь, ничего не получается. Это я виноват… Ты, конечно, классная баба. Но… Знаешь, в последнее время со мной что-то происходит. Я сам себя не узнаю.

И прибавил, ненавидя губы, которые это произносят:

— Давай просто так полежим. Поспим немного.

— Ты, Ром, в себе? — Татьяна вскочила, спрыгнула на пол. — Спать вдвоем и не трахаться? Не знаю, как ты, а я себя после этого уважать перестану.

«Все ясно, считает импотентом, — подумал Роман. — Ну и ладно».

Татьяна оделась, привела себя в порядок. Шагнула было к двери, но остановилась и присела на край кровати.