Теплые штаны для вашей мами

Очаровательное объявление в чикагской газете:

«Требуется расторопный кандидат наук!»

Есть целая россыпь брачных, застенчиво-романтических, солидных, наглых объявлений. Вот одно:

«Мужчина в самом соку готов материально баловать молодую женщину из района Беэр-Шевы».

Есть стайка рукописных объявлений на ларьках и киосках. Нацарапанный чернильным карандашом на цистерне с пивом вопль продавщицы:

«За безденьги – никому!»

Есть вереница стыдливо-административных туалетных объявлений.

Наконец, есть дивный венок похоронных, кладбищенских объявлений. Одесское:

«Еврейское кладбище вызывает православное кладбище на соцсоревнование!»

А вот объявление в бостонской русской газете:

«НИКОГДА! Никогда! Никогда похоронное бюро братьев Вайншток не откажет в сервисе евреям из России!!!»

– Вот Вы прилетели в Москву. Сколько часов или дней Вам понадобится на то, чтобы почувствовать себя здесь «совсем своей»?

– Трудно сказать. С одной стороны, я здесь всегда самая что ни на есть своя – язык, понимаете? Причем он же ВЕСЬ – со всеми интонациями, всеми уровнями общения, бранными словесами, поговорками, чисто российскими шутками, весь сверху донизу – мой. И с кем бы я ни заговорила, никто во мне иностранку не почует.

С другой стороны – конечно, то и дело настигает меня здесь даже не удивление – а оторопь, когда сталкиваюсь с новыми реалиями. Или, наоборот, оторопь, когда сталкиваюсь со старыми бессмертными реалиями. Например, я уже совсем не могу смириться, что вахтер в России по-прежнему самый большой начальник. Когда на радио меня сорок минут мурыжат у бюро пропусков, вертят так и сяк паспорт, не в силах прочитать мою фамилию латиницей, наконец спрашивают непередаваемо хозяйским, дворницким тоном: «А другого паспорта нет?» – мне хочется заорать, как Шура Балаганов на Паниковского:

– А ты кто такая?!

И, знаете, не исключаю, что это возымело бы действие.

Картинка по теме (из письма моего редактора):

– Представьте – утро 8 марта, праздник, мужики все с охапками цветов куда-то бегут и едут с выпученными глазами. Пробки страшенные, аварии на каждом перекрестке.

Подъезжаю я к перекрестку и понимаю, что на этот зеленый ехать не надо, застопорюсь. А впереди меня мужик поехал, ну и встрял посередке, потому как все забито. Тут с боков народ попер: ан нет! Улочка перекрыта. Сигналят, орут из открытых окон и все такое.

Наконец из одной машины выскочили двое и стали этого бедолагу из-за руля вытаскивать. Тогда выскочил его разъяренный пассажир, и началась нормальная шоферская драка. Четверо дерутся, все с интересом наблюдают, ибо движение встало уже во все стороны.

Тут из гущи машин появляется девушка в белой меховой кепочке, с охапкой букетов – продает. Она видит драку, подходит, нежно улыбаясь и приговаривая что-то ласковое, поводит своими букетами туда-сюда, туда-сюда… Ну, так пацаны и ей тоже насовали, под горячую-то руку! Кепку с нее сбросили, цветы помяли…

Вот так москвичи встречают Женский день.

– Не кажется ли Вам, что понятия «родина» и «ностальгия», в смысле привязки к местности, присущи только россиянам?

– Ну-ну… Давайте все же не отнимать благородных порывов и у других народов. Кроме того, помните анекдот: «Вы ностальгируете по России? – «С чего это? Я что, еврей?»