Теплый дом. Том II: Опекун. Интернат. Благие намерения. Детский дом (записки воспитателя)

Повесть Валерия Хайрюзова светла и достоверна. Без лишних словопрений она убеждает каждого, что спасение ребенка, его охрана и защита, если он потерял мать и отца, — это первоначальное дело родни, а уже потом государства. Это высокая нравственная идея для всего нашего общества. Важно сделать ее достоянием народа. Достоянием не словесным, а фактическим. Советский детский фонд имени В. И. Ленина ставит перед собой одну из главных задач именно эту — восстановление ответственных родственных отношений, восстановление чувства, особенно когда речь идет о родственниках самых маленьких, а в этой истории — самых беззащитных.

Вновь и вновь думаем мы о маленьком и не таком уж легком Косте и о его сестре Вере. Вместе со старшим братом они одолеют горе одиночества и не почувствуют, пожалуй, его. Потому что главное — это обретение и сохранение семьи. В этом святая и великая миссия опеки, миссия опекунства. В нашей повести ее исполняет двадцатилетний человек — еще раз подчеркнем это немаловажное обстоятельство. Поддержанная материально со стороны государства, трудовых коллективов, всего общества, эта идея должна стать и становится одной из ведущих в благородном деле спасения и защиты одинокого детства.

Толстой когда-то говорил, что каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Наверное, можно написать десятки и даже сотни повестей об опеке, и всякий раз это будет новая, не повторяющая другую, история. Действительно, у каждой беды своя биография. Биография, которую написал Валерий Хайрюзов, поможет воспитателю, работнику исполкома, партийному активисту и функционеру понять человеческую беду, попытаться остановить равнодушие.

ГЕОРГИЙ ПРЯХИН. «ИНТЕРНАТ»

Повесть Пряхина «Интернат» — это уже 60-е годы. Казалось бы, в историческом плане ее отделяет от «Марша 30-го года» А. С. Макаренко Великая Отечественная война и победа в ней. Хотя очерк Макаренко написан пером воспитателя, а повесть Пряхина «Интернат» — бывшим воспитанником интернатного учреждения, сразу же, с первых строк, становится поразительно очевидной разность духовного потенциала. У Макаренко — надежда, у Пряхина — точно воспроизведенная если не безнадежность, то серость бытия, посредственность оценок, полное или почти полное отсутствие целенаправленности в педагогике детского дома. Кажется, не только воспитанники, но и их старшие наставники лишены спустя три десятилетия после Макаренко здоровой надежды на организованное восстановление детских душ. Все идет как-то очень буднично, чрезвычайно обыкновенно, без поиска, серо.

Это, конечно, вовсе не означает, что жизнь главного героя, да и всех персонажей этого повествования идет бескрасочно, не означена своими индивидуальными признаками и радостью первооткрытия. Нет, для всякого ребенка жизнь, даже самая трагическая, окрашена очарованием первооткрывательства, и это вполне естественно. Ведь ребенку, не знающему настоящих семейных радостей, не с чем сравнивать. И он радуется естественно, и эта естественность всегда прекрасна. Это уж мы, взрослые, способны сравнивать разные ценности. Ребенок чаще всего от этого освобожден. Это-то и помогает ему жить, даже когда жизнь становится как будто бы невозможной. Ребенка спасает его фантазия, собственное неизбывное творчество, которое он демонстрирует даже в самых невероятных ситуациях.

Вот «довесок», Джек-свисток. Он без конца врет и себе, и своим приятелям, и воспитателям. Тема его вранья — собственная мать. Едва ли не каждый день он предлагает собственному воображению новый портрет своей матери. То она уборщица в магазине «Морс», то она знатная ткачиха, обслуживающая одновременно 50 станков. Даже в докладе «Передовики семилетки — герои наших дней» Джек выдумывает образ матери-героини, которая вот-вот явится к нему, и он, этот согбенный природой и бедой мальчонка, сумеет сказать на зависть всем своим однокашникам: «Ауфидерзейн, до свидания».

Вообще, фантазия у детей, оставшихся в одиночестве, носит своеобразный избирательный характер, и педагог должен понимать, что вранье, которым славятся многие сироты, — это простимое зло, больше того, в какой-то мере настоящее благо для ребенка. Ведь никто не может жить и быть в вакууме. Выдумывая образ несуществующей матери или знатного отца, который только в силу каких-то государственно важных причин отсутствует рядом с ребенком, он заполняет вакуум, создает мнимые персонажи, легенды, которые помогают ребенку преодолеть пропасть одиночества и равнодушия. Эта тайная или публичная лепка героев-родителей — спасительное благо. Грубейшую ошибку допускают воспитатели, которые стремятся наказать своего воспитанника разоблачением этой лжи. Не зря говорится, что бывает ложь во спасение. Именно такая ложь помогает ребенку остаться человеком, именно такая ложь должна быть прощена воспитателем. Именно такая ложь ни в коем случае не должна быть наказуемой.