Теплый пепел надежд

— Как вижу, такая натура вас не вдохновляет. Но я столько о вас слышала… Пусть это будет дорогой заказной портрет. Заказы же вы берете?..

И тогда он сказал:

— Здравствуй, Соня, я знал, что ты придешь, но не думал, что такой…

Потерявшись, она тихо спросила:

— Как ты меня узнал?.. — Раньше она его на «ты» не называла.

— Я же художник и столько красил тебя, — как-то печально ответил он. — Чутье. Может быть, такое же, как у матери. Думаешь, она бы тебя не узнала?

— Думаю, не узнала бы, — надменно произнесла Соня, — ведь мой «возлюбленный» Макс не узнал меня! Влюбился!.. — Все это она говорила с чувством превосходства, нисколько не смущаясь.

— Как ты изменилась, — медленно проговорил Кирик, разглядывая ее.

— Естественно! — воскликнула она.

— Я не о том… — вздохнул он, — ты изменилась внутренне.

— Что? Стала хуже? — с вызовом спросила Сонечка.

— Хочешь правду? Ты стала отвратительной.

Вспыхнув до корней своих рыжих завитков, она вдруг заплакала, отвернулась от него.

— Ты хотела правду? Ты ее получила, — говорил Кирик меж тем ровным, спокойным голосом. — А теперь ты плачешь. Чего ты ждала? Что я приду в восторг от твоей смазливой мордашки? Но ведь на меня это не действует, Соня, ты же должна бы меня знать! Или уже забыла? Немудрено.

Она не отвечала, отвернувшись, и Кирик замолчал, ощутив безмерную жестокость своего заявления.

Ведь она, по сути, девчонка! Ей так хотелось похвастаться своей новой внешностью, как новым нарядом! А он даже не оценил ее хотя бы одним-единственным комплиментом… Однако это была не та Сонечка, которую он знал и готов был полюбить… Даже если считать ее надменность и светские ужимки бравадой, маской.

Не так бы она пришла к нему, если бы осталась той Сонечкой, даже изменив внешность… Эта ему была несимпатична. И все же на сердце у него скребло оттого, что он ее обидел, и Кирик мягко предложил:

— Ну что ж, садись, посидим, как прежде, выпьем кофейку… И все обсудим.

Но видел, что это напрасно — она оскорблена, раздавлена, уничтожена его словами.

Плечи ее все еще дергались, и он тихо сказал:

— Сонечка, девочка моя, прости…

Кинувшись ему на грудь, она стала плакать, зарывшись лицом в его заляпанную красками рубаху. Кирик отодвинулся от нее, осторожно взял за руку и усадил на стул.

Соня все плакала, и он дал ей стакан воды… Она отстранила его руку и бросилась к двери.

Кирик догнал ее, приговаривая:

— Соня, Сонечка, ты не должна так уходить, слышишь? — Она молча, зло боролась с ним, и наконец он понял, что не хочет ее удерживать.

— Ты сама хочешь уйти. Иди. Но я тебя жду, поняла? Нам о многом нужно поговорить.

Хлопнула дверь. Кирик остался один, готовый бежать за ней. Как он мог так отстраниться? Ведь теперь она еще более хрупка и ранима! Какой же он тупой, черствый, эгоистичный тип. С ним нельзя иметь дело.

(Тут Касьян и засек Соню, когда она вышла и остановила машину. Он подумал, что «Зина» поехала в Дом, и потому со спокойной совестью отправился туда же. Однако Зина-Соня вдруг велела шоферу везти ее обратно.)

Кирик чувствовал себя убийцей, ему было тошно и страшно, он презирал себя и ненавидел, жалея Сонечку все больше и больше…

Он жалел ту Сонечку. Эта девица для него совершенно чужая, и он рад был, что она не стала его долго терзать заламыванием рук.

Но ведь она все-таки Соня! Сонечка! И потому он в ответе за нее. Вспомнился ему Касьян, который, несмотря на его профессию, был Кирику симпатичен… Однако тот при деле, он должен действовать по букве Закона, даже если сам будет испытывать к подследственной жалость.

«Господи! Прости меня!» И еще подумал Кирик, что если бы кто-то близкий и авторитетный (хотя среди живых для него авторитетов не было) сказал ему: «Ты отвратителен», мысль о самоубийстве не была бы для него дикой.

А что, если и Сонечка?.. Даже такая, как теперь?.. Кирик не знал, за что хвататься: то ли бежать ее разыскивать, то ли идти на поклон к Касьяну и все ему выложить, но лишь как предположение… Нет, нет и нет! Туда он не пойдет.

Именно в этот момент раздался звонок в дверь.

Это была Соня. Ее заплаканное лицо чуть-чуть приблизилось к тому, каким оно было тогда… Или Кирику так хотелось. Он был несказанно счастлив!

— Сонечка, дорогая моя, — сам чуть не плача, бормотал он, — я так рад, что ты вернулась! Я — дурак, идиот, прости меня, ради всего святого!

Он взял ее вялую, холодную, влажную руку, потащив в комнату, где они столько вечеров провели в разговорах, молчании, слушании музыки… О, какое это было счастливое время!

Не сопротивляясь, Соня дала снять с себя плащ, оказавшись в роскошном синем струящемся шелковом платье с тоненькой золотой цепочкой, обмотанной вокруг шеи несколько раз. Она была очень хороша с вьющейся пышной короткой стрижкой и бледным лицом, которое светилось, как драгоценный фарфор.

Кирик усадил Соню в кресло и принялся готовить кофе, давая ей время прийти в себя и настроиться на длинный разговор. И все-таки она лучше и умнее его! Она, которую он так оскорбил, вернулась! А он? Его корежило от собственной черствости.