Терапия

Аида молча смотрела на меня, машинально потирая руку, из которой недавно брали кровь. Я молча смотрел на дочь.

– Если ты видишь дым, но не видишь огня, – веско сказал я, – надо всего лишь открыть окно. Дым вылетит. Ты могла справиться с этим сама. Если ты не была уверена в своих силах, попросила бы маму.

Я говорил бесспорные вещи. Аида не могла ничего возразить, опустила глаза и помрачнела. Я молчал. Она бросила на меня короткий взгляд, и в ее глазах я увидел тоску.

Я почувствовал, что мое детское существо помрачнело вместе с Аидой. Я подошел и обнял ее. Что это был за дурацкий жест – задернуть штору перед ее носом? Сколько неуважения было в нем, сколько презренной пустой уверенности в своей презренной пустой правоте, сколько упоения своей властью… Откуда это во мне? Кто научил меня этому? Чей подлый голос внутри меня и сейчас убеждал, что задернуть перед ее носом штору было правильно?

Аида

Да, если уж уделять зачем-то внимание таким мелочам… Мне, наверное, действительно стало немного неприятно, когда папа задернул штору перед моим носом. Но вообще-то, я в тот момент не заметила неприятного чувства. А потом быстро забыла. Это же родители, что с них возьмешь?

Возможно, у папы было просто плохое настроение. Например, из-за этого дурацкого дыма, который помешал его работе. Папа же не хотел меня обидеть? Дернул же черт играть с этой заслонкой! Зачем я вообще прикоснулась к ней? Я ведь никогда раньше не делала этого и ничего в камине не понимаю. Когда я была маленькой, мама однажды неловко шевельнула заслонку, и всю комнату заволокло дымом – все забегали, вот смеху-то было!

Днем я сходила на урок музыки. Несмотря на то что опоздала, учительница приняла меня – я объяснила, что в доме чуть было не случился пожар, и это очень ее впечатлило. А вечером мы с мамой раскраивали ткань на кухонном столе.

– Подай сюда ножницы, – попросила мама.

– Мам, я могу до брака начать отношения с мужчиной? – спросила я, выполняя просьбу.

Рано или поздно пришлось бы задать подобный вопрос, а сегодня была самая подходящая минута: этот парень почему-то оставил такое радостное чувство! У него была такая хорошая улыбка… И он так мужественно и бесстрашно вернул на место страшную, черную от сажи каминную заслонку!.. И мы с ним весело смеялись, старыми газетами прогоняя дым через окно гостиной… И он много интересного рассказал про человеческие сухожилия… Как тускло я жила! Как вообще люди могут влачить годы, ничего не зная про свои сухожилия?

Одним словом, после всех этих головокружительных переживаний вокруг пожара и сухожилий откладывать вопрос о возможности добрачных отношений с мужчиной было нельзя ни на минуту.

Я смотрела на маму, ожидая ответа, но она продолжала шить, как будто никакого вопроса не прозвучало вовсе. Наконец она бросила на меня взгляд и тихо сказала:

– И вон те нитки.

Я подала ей нитки.

– Что значит начать отношения? – наконец спросила мама.

– Ничего, – сказала я.

– Совсем ничего?

«Господи, какая же она нудная!»

– Ну, гуляния… поцелуи… – сказала я.

– И все? – удивилась мама.

– Разумеется, все! – возмутилась я. – Как ты могла подумать?

– Не надо так картинно удивляться, – сказала мама. – Ты уже не в молочном возрасте.

Она продолжила шить. Молчание тянулось и тянулось – это, наверное, было маминой тактикой – ждать, что вопрос сам собой как-нибудь снимется. Например, я скажу: «Ну ладно, мамуля, я пошла спать». А мама, уткнувшись в нитки, скажет: «Да-да, спокойной ночи, доченька». Я поцелую ее и уйду в спальню, а утром проснусь, и никакого дурацкого вопроса у меня в голове уже не будет.

Я смотрела на маму. Она подняла на меня удивленный взгляд – оказывается, я еще здесь и почему-то продолжаю ждать ее ответа.

– Если не узнает бабушка, то можно… – сказала мама, уткнувшись в шитье.

От этого коротенького «можно» у меня просто захватило дух и заколотилось сердце. И стало страшно.

– А лучше, если и папа не узнает, – добавила мама.

– Почему? – спросила я.

– Ну хотя бы потому, что это его пациент.

«Откуда она все знает?»

– Мам, но я же не сказала, о ком идет речь.

– Он тебе нравится?

Я почувствовала теплоту и доброжелательный интерес, подошла и обняла маму. Она улыбнулась.

– Ни у кого нет такой прекрасной мамочки, как у меня… – сказала я.

– Просто твоя мамочка прекрасно помнит, как в твоем возрасте сама убежала от родителей с одним мальчиком… – чуть помолчав, она поспешила добавить: – Не советую брать с меня пример.

– Это, конечно же, был наш папа? – спросила я.

– Нет, – сказала мама, продолжив шитье. – Это было за три мальчика до нашего папы.

Ответ мне понравился. Он лишний раз доказывал, что родители, как ни странно, тоже люди. И еще он доказывал, что даже взрослые иногда говорят правду.

* * *

В окно светила луна. В ночной рубашке я осторожно вышла из своей комнаты. Дверь в этот раз даже не скрипнула – с ее стороны очень мило. В коридоре темно. Проходя мимо приоткрытой двери в спальню родителей, я старалась быть максимально бесшумной, и у меня это получилось.