Терапия

Услышав грохот карниза и мои проклятия, Аида вбежала в гостиную. «Папа, что случилось?!» Она оказалась расторопнее Рахели, которая, поглощенная спицами и шерстью, продолжала вязать в дальнем углу гостиной. Аида помогла мне выпутаться из шторы и подняться на ноги. На пол с меня стекала вода.

– Как это я так упал? – искренне удивился я. – Надо же… Никогда так не падал.

– Пап, можно тебе рискованный вопрос задать? – спросила Аида.

Я кивнул. Разумеется, риска лучше избегать, но если отец в трудную минуту застрял в шторе и не смог выпутаться без помощи ребенка, как теперь не выразить ему благодарность?

Вообще, очень важно, чтобы отец не боялся рискованных вопросов своего чада: надо не скрывать от него истину, а быть мудрым наставником, ведь бесценная отцовская мудрость потом на протяжении многих лет поможет ребенку принимать правильные решения и находить выход в трудных ситуациях в будущей самостоятельной жизни. За щедрые крупицы мудрости благодарное дитя долгие годы будет хранить чувство признательности к отцу, уважения к нему, а светлую память о нем передаст своим детям, внукам и правнукам. Вот почему я был полностью готов к любому рискованному вопросу своего ребенка.

– Пап, а какой длины обычно бывает у мужчины член? – спросила Аида.

В гостиной повисла тишина. Рахель бросила внимательный взгляд на дочь и снова уткнулась в свое вязание.

– Член?.. – растерянно переспросил я. Я не знал, как эта крупица бесценной отцовской мудрости поможет моему ребенку принимать в будущем правильные решения.

– Да, – сказала Аида. – Имеет ли это какое-то значение?

Рахель бросила на меня быстрый взгляд и снова уткнулась в вязание.

– Современная наука склоняется к утверждению, что размер не имеет никакого значения, – сказал я и бросил быстрый взгляд на Рахель.

Современная наука знаете чем хороша? В ней всегда найдется любой ответ и даже целая куча взаимоисключающих ответов на любой случай.

Некоторое время Аида молчала… Видно было, что она что-то обдумывает, но боится спросить.

– А с какой стати тебя вдруг заинтересовало это? – спросил я.

– Ну… Это заинтересовало не меня.

– Да? А кого же?

Прежде чем ответить, Аида бросила быстрый взгляд на Рахель. Рахель молча вязала.

– Рихарда, – сказала Аида.

– Вот как? – сказал я. – Моего пациента? И каким же образом тебе стал известен круг вопросов, который волнует Рихарда?

– Мы… встречаемся, – сказала Аида.

Я был растерян. Бросил взгляд на Рахель. Она продолжала вязать.

– Странная ситуация… – пробормотал я. – Мой пациент… Моя дочь… А я ничего не знаю. Рахель, ты знала?

Рахель неопределенно пожала плечами.

Аида

– Так и сказал? – спросил Рихард, когда мы вечером гуляли по улице.

– Да, – ответила я. – Он сказал, что размер никакого значения не имеет.

Мне было странно, что Рихард с таким трудом сегодня дал уломать себя выйти погулять. Обычно он очень радовался, когда мы проводили время вместе. Но сегодня у меня впервые возникло чувство, что я навязываюсь и что не очень-то и нужна ему. Что ж, проверю свое впечатление еще раз; а потом, может быть, еще раз. И если впечатление укрепится, я с Рихардом расстанусь. Я не собираюсь тратить свои чувства на отношения, в которых кто-то нужен мне больше, чем я ему…

– Так отвечают все, у кого у самих… не особо гигантский… – пробормотал Рихард, глядя куда-то вдаль.

Больше мы об этом не разговаривали. После прогулки он проводил меня домой. А следующее утро оказалось просто ужасным. Мы с папой завтракали. Папа мрачно смотрел в газету. В тишине висело звенящее напряжение. Я старалась смотреть к себе в тарелку, чтобы не встречаться с ним взглядом. Настроение было хуже некуда. Ни один кусок не лез в горло. Мама стояла к нам спиной – она возилась у плиты. Но я была уверена, что она и спиной чувствует напряжение.

– Прости, папа… – наконец выдавила я из себя. – Я… Я не хотела…

Я замолчала. Почему извиняться всегда так трудно? Особенно если не знаешь за что.

– Нет, я ничего не понимаю! – взорвался папа, в возмущении отбросив вилку и отклеившись от газеты. – Гитлер хочет присоединить Австрию, эсэсовцы врываются в кабинет австрийского канцлера Дольфуса, требуют от него отставки, он отказывается, и тогда они его убивают! Но самой главной новостью в нашей семье становится размер моего члена! Почему всех так волнует мой член? Рахель, ты ничего не хочешь сказать?

– Это были не эсэсовцы, – спокойно сказала мама, продолжая возиться с посудой в раковине. – Пишут, что это были австрийские гвардейцы.

– Ты в своем уме?! – воскликнул папа, багровея.

На него было страшно смотреть. Его глаза горели, волосы торчали во все стороны. Отбросив салфетку, он в раздражении вскочил из-за стола.

– Гитлер финансирует Ринтелена, это же ясно! – воскликнул он, энергично жестикулируя. – Это были эсэсовцы, переодетые в австрийских гвардейцев! Никем другим они быть просто не могли!

Вытирая раковину, мама смиренно молчала. Это было очень мудро – ее молчание отрезвило папу, он немного успокоился, перевел дух.