Терапия

Я:Почему бы тебе не спросить у своей дорогой матери, как она чувствовала себя, когда откупалась от матери своего нерожденного внука? Почему бы тебе не спросить у своей мамы, каково это смотреть, как ты скучаешь по мне и ищешь меня? Почему бы тебе не спросить у твоей мамы, была ли у нее когда-нибудь хоть одна гребаная мысль, каково это молодой, растерянной, находящейся в ужасе восемнадцатилетней девушке лежать в клинике абортов, наблюдая, как ее ребенка высасывают машинами? Спроси ее об этом, Джейс! Держу пари, она будет ненавистно, что ты все еще любишь эту девушку, несмотря на все проблемы, через которые она прошла, чтобы разлучить нас! Так что, да, ты прав. Она никогда бы не смогла справиться с этим, зная, что ты нашел меня снова!

Я нажимаю на кнопку отправки. Понимаю, что намеренно причинила ему боль, потому что знала, что смогу ударить его в самое больное место.

Теперь он знает, что его родная мать предала его.

Я запихиваю телефон обратно в карман и сдерживаю слезы. Решительно иду к Кингсли, и он протягивает мне канат.

— Что случилось, Джессика? Ты выглядишь так, будто сейчас заплачешь. Что происходит? — спрашивает он. От беспокойства вокруг его глаз и на лбу появляются морщинки, но я игнорирую его вопросы.

— Просто покажи мне, что делать. Я не хочу говорить об этом.

— Мне нужно надрать кому-нибудь задницу за тебя? Потому что я могу. — Я не смотрю на него, но слышу убежденность в его словах. — Кто бы ни был в твоем телефоне, ты внезапно расстроилась. Ты уверена, что все хорошо? Потому что ты не выглядишь, будто все в порядке.

— Кингсли, я сказала, что не хочу об этом говорить. Я в порядке. Давай просто покончим с этим, ладно?

— Ладно, как скажешь, крутая. Ты знаешь, однажды это все вокруг тебя может рухнуть. Ты не можешь всегда быть такой жесткой. Это нормально разрушить стены.

Он обходит меня и обхватывает каждую мою руку, обвязав мои руки веревками. Он наклоняется, и я могу чувствовать тепло его дыхания на моей шее возле уха.

— Ты не обманешь меня, Джессика. Я знаю эту игру, я играл в нее каждый день в течение долгого времени. Просто знай, что можешь поговорить со мной, когда захочешь выпустить все наружу. Не позволяй беспорядку в голове контролировать тебя. Все страхи только в наших головах, если мы позволяем им там находиться. Монстры не живут под кроватями, где они действительно находятся, так это в наших головах. Помни это.

Я просто киваю, не имея ни малейшего представления, как реагировать. Он не знает, что мои монстры заразили мой разум так давно, что я больше не знаю, где заканчиваются они, и где начинаюсь я.

— Ты должна просто слегка держать их натянутыми и приседай. Затем, поднимай или опускай веревки, от плавных движений происходит своеобразный волновой эффект. Каждый раз, когда ты опускаешь веревки вниз, ты приседаешь. Затем ты поднимаешь спину вверх, и веревки поднимаются вверх. Если ты хочешь, можешь швырнуть веревки вниз к земле так сильно, как сможешь.

Он прижимается сзади к моей спине и руководит моими движениями. Я чувствую его дыхание, когда он объясняет каждую часть упражнения, и хотя меня тянет к нему, все, о чем я могу думать, это Джейс.

Это выводит меня из себя!

У меня есть этот горячий, отличный парень, но я не могу перестать думать об этом ублюдке, мои мысли запутались. Кингсли может не знать, о чем или о ком я думаю, но он точно знает, что мне нужно услышать.

— Просто подумай о чем-то или о ком-то, что ты ненавидишь, и представь это перед собой. Раздави его этими веревками, — говорит он.

Теперь есть замысел, с которым я могу работать!

Он пятится от меня, я поднимаю веревки и опускаю, я их очень сильно бью. Я хлопаю их об пол и чувствую себя чертовски здорово! Я делаю это снова и снова. От каждого шлепка веревок, я представляю Викторию, эту суку, миссис Коллинз, и всех девушек в школе, которые мучили меня годами.

Я бью их за ужас.

Я бью их за грусть.

Я бью их за страх.

Я бью их за боль.

Так. Много. Боли.

Слезы начинают течь вниз по моим щекам, когда я представляю Джейса, и, наконец, себя. Я ненавижу себя больше всего, потому что неважно, насколько сильно стараюсь, я знаю правду. Я слаба. Я, черт возьми, грязная. Я вся выжата. И ни один мужчина не будет любить меня, потому что я ненавижу себя.