Терапия

Она встает, вцепившись в фотографию, по-прежнему пристально на нее смотря.

— Кто тебе это дал? Откуда ты знаешь мою бывшую соседку?

Ее бывшая соседка? Она наверняка ошибается.

— Джесс, это не твоя соседка. Это Женевьев, моя маленькая сестренка.

В одну секунду цвет полностью сходит с ее лица, и она смотрит на меня с замешательством и тревогой. Она качает торопливо головой взад и вперед.

— Нет, нет, это не так. Этого не может быть. Это Виви. Она жила по соседству со мной в средней школе.

Она переворачивает изображение лицом к себе и указывает на лицо Женевьев.

— Это она. Я знаю, что это она. Она даже одета в такую же фиолетовую куртку, и она выглядела также, когда дала мне снежинку. Она не может быть твоей сестрой, Джейс.

Снежинка. Фиолетовая Снежинка... была на Джесс на маминых похоронах. Я даже не знаю, что сказать. Она, должна быть, смущена. Это безумие.

— Джесс, это моя сестра. Посмотри, вот мои фотоальбомы; ты можешь убедиться в этом сама. И у Женевьев было прозвище Виви.

Я кладу ей в руку фотоальбом, и она принимает его, опустившись на диван. Она отчаянно листает страницу за страницей наших семейных фотографий. Слезы наворачиваются у нее на глаза и медленно скатываются по ее лицу. Ее руки дрожат, она действительно начинает пугать меня.

— Джесс, что происходит? Как ты узнала ее прозвище, и почему ты думаешь, что она твоя соседка? Ее нет уже долгое время. Я не понимаю. Объясни мне.

Она смотрит на меня непонимающим взглядом. Ее губы начинают двигаться, как будто она собирается что-то сказать, но она останавливается и сжимает губы в жесткую линию. Ее голова наклоняется в сторону альбома еще раз, прежде чем она встает. Она быстро идет к сумочке, приносит ее на диван и с тревогой начинает копаться в ней. Спустя несколько мгновений, она вытаскивает свою руку из кошелька и показывает брошку Женевьев в раскрытой ладони.

Фиолетовая снежинка.

Она снова указывает на брошку Женевьев и говорит:

— Она подарила мне ее. Я держала ее с собой всегда. Она спасла меня однажды. Она причина, по которой я не убила себя после того, как сделала аборт. И когда я лежала в больнице после смерти Кингсли, и после моей попытки самоубийства, я почти умерла, но она была там снова.

Слезы в ее глазах. Она смотрит на меня, как будто я могу решить эту сумасшедшую загадку, но я в таком же замешательстве, как и она.

— Это был сон или что-то еще. Кингсли был в моем сне, и он был счастлив. Он был воссоединен со своей женой и сыном. Я не знаю... это все так странно. — Ее брови соединяются вместе, хмурясь, и я понятия не имею, что сказать. — Но я помню, что Виви была в моем сне тоже. Этот сон преследует меня, потому что она выглядела так же. Она была в одной и той же одежде и была еще маленькой девочкой, хотя прошло шесть лет с тех пор, как я встретила ее в моем дворе. Во сне она говорила со мной. Она сказала, что это было не мое время, чтобы умереть и, что я должна была бороться. Она сказала мне, что у меня еще осталось много дел. Она сказала мне, что я изменю чьи-то жизни, что любовь найдет меня снова, и мне пришлось открыть глаза и жить так, чтобы я смогла сделать все эти вещи.

Она снова берет фото и внимательно его изучает.

— Она сказала, что обучение будет целью моей жизни, моим подарком, и, как она сказала мне раньше, это невежливо не принимать подарки, которые тебе подарили. Затем она улыбнулась и ушла. Потом я помню только как очнулась в больнице. Когда я поправилась и уехала домой в первый раз, я пошла к соседям, чтобы найти ее. Я хотела поблагодарить ее и узнать, как у нее дела после всех этих лет, но там никого не было. Моя мама сказала, что дом был пуст в течение многих лет.

Слезы текут по ее лицу, и ее руки дрожат, пока она смотрит на фото. Я фокусируюсь на этом, потому что осознание того, что она только что сказала мне, начинает впитываться в мою голову, и я не могу постичь это сразу.

Это чересчур.

— Зачем она дала тебе брошку, Джесс? — все во мне взывает к рассуждению.

Она смотрит на меня сквозь слезы и говорит:

— Она сказала, что это ее защитное поле. Она сказала, что ее брат дал ей это, потому что она была особенной, и это было специальной брошкой с особыми полномочиями. Она сказала, что это меня защитит. Я пыталась сказать ей, что не могу взять ее, но она настояла.

Я сказал все эти слова. Я дал Женевьев эту булавку. Это мои слова. Я не могу разобраться в этом. Мои ладони потеют, и у меня в голове крутится миллион мыслей в минуту.

Мне надо перестать пытаться анализировать все это. На данный момент мне нужно руководствоваться своим сердцем, потому что объяснить необъяснимое невозможно. Я наклоняюсь вниз и беру брошку из ее ладони, прижав ее к ее рубашке чуть выше сердца.

Наши глаза смотрят друг на друга, и я стою на краю, но кажется, что расстояние становится меньше подо мной. Но сейчас, я перестал бояться падения.

И я прыгаю.

Я беру ее подбородок и нежно смотрю в ее красивые, недоумевающие глаза.