Но о людях как конкретных участниках общей работы мы поговорим чуть позже. Вначале - о моем взаимодействии с моей профессией и той культурой, в которой я как психотерапевт складывался.
I. УСЛОВИЯ, В КОТОРЫХ САМАРСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ ФОРМИРОВАЛАСЬ
1. Отгороженные ото всего мира не только языковым, но и жестким политическим и, главное, идеологическим барьером, побуждаемые практикой решать те же терапевтические задачи, что и все психотерапевты Земли, мы были вынуждены сами заново «подчинять себе огонь, изобретать велосипед и открывать порох».
2. Но побуждали и учили нас пониманию пациенты нашей, а не иной многонародной страны, нам приходилось искать средства адекватные нашему мировосприятию, внутри отечественной терапевтической, научной и культурной традиции.
3. У такого положения, безусловно, есть свои слабые стороны, и они должны быть поняты. А я говорю: «повезло» потому, что профессиональное одиночество чрезвычайно мощный стимул для терапевта, желающего быть эффективным.
4. Кроме того, мы были и остались свободны от груза предрассудков зарубежной психотерапии и психологии, свойственных иной культуре и эффективных в иной, как теперь говорят, ментальности. И во многом больше успели. Это преимущество нам надо суметь не утратить.
5. Добавлю: очень существенно для наших и практических и теоретических успехов, по-моему, и то, что мы развивались в русле достаточно последовательно осуществляемой материалистической традиции.
Теперь о психотерапевте и его отношениях с психотерапией как с особым способом переживания, существования и профессиональной деятельности.
Хотелось бы понять, что притягивает к психотерапии, как к способу переживания, существования и деятельности и что отталкивает от нее?
Почему так трудно приобщаются к содержательному пониманию мира психотерапии врачи общей практики, и даже психиатры?
Что приманивает в психотерапию случайных людей и что ее от них защищает?
Я был утомлен и в незнакомой комнате один. Обернулся. И вздрогнул!., от непривычного впечатления слева на самом краю поля зрения. Был ошарашен ощущением!
Меня било, оглушало, хлопало, осыпало, слепило белыми перьями... огромное пуховое крыло.
Это был миг. Бесконечное мгновение испуга и удивления...
Разобравшись, я быстро пришел в себя.
Причиной оказался край репродукции с картины Врубеля в непривычном ракурсе на обложке книги.
Это неожиданное переживание, бывшее и пугающим, и притягательным, запомнилось...
1. В понятном - нет движущего содержания. Зато неструктурированное обескураживает и захватывающе потрясает. Рождает взрыв эмоциональной энергии, иногда озаряющей всю жизнь. Но оно же и отталкивает, ужасая.
Я думаю, многие проблемы развития психотерапии определяются именно этой особенностью нашего переживания.
2. Попробую систематизировать причины, затрудняющие всем проникновение в мир психотерапии, которые мне кажутся важными.
1. Общие для многих - отсутствие интереса к себе и страх собственной тревоги.
О пренебрежительном отношении к себе.
- Боясь человеческого эгоизма, жестко запрограммированные человеконенавистническим лозунгом «не высовывайся!», мы гордимся собственной непритязательностью. Относимся к себе с пренебрежением как к «средству общественного процесса».
- Отказав себе в своем собственном внимании, мы явно или втайне раздражены, когда этого внимания хочет кто-то, когда кто-то занят не нами, а собой. «Мы с собой справляемся, пусть и они не капризничают!»
- На наше внимание может претендовать только малый ребенок, тяжело больной, или маразматик. Но и тогда, лишив себя опыта, постоянного содержательного интереса к собственным эгоистическим нуждам, мы не умеем интересоваться никем конкретным, ничего не знаем ни о ком. Имитируем заботу. Подменяем ее хлопотами об известном нам «биологическом механизме!»
О страхе собственной тревоги, страхе бередить свою душу, ворошить свою биографию.
- Страх тревоги мешает не только медикам, далеким от психотерапии.
- Многим практикующим психотерапевтам и психологам этот неотрефлексированный страх не дает перейти в партнерские отношения с пациентом, клиентом. Многих заставляет оставаться манипуляторами, самоутверждающимися во вред самостоятельности тех, кто им доверился.
Тревожить себя проблемами собственной жизни тягостно, и мы этого избегаем.
Я слышал, как Петр Фадеевич Малкин (профессор кафедры психиатрии Куйбышевского мединститута, у которого я учился) однажды в сердцах почти выругался в адрес двух неустроенных в собственной личной жизни сотрудниц: «С собой-то не умеют разобраться, а в психиатры лезут!».
Быть эффективным с другими, когда не умеешь справиться со своим - трудно.