Терапия поведением

Когда в интернате для умственно отсталых детишек мальчишку, в наказание за то, что он писается, укладывают спать на голую панцирную сетку кровати, то не мудрено, что, едва выйдя из интерната, он берет в руку кирпич и первую, похожую на его воспитательницу прохожую огревает по голове. Он, а не его воспитатель, объявляется преступником. Эта агрессия, как и всякая агрессия, - реакция человека на издевательство над ним.

Такая жестокость - из ряду вон. Она очевидна.

Но есть и другая жестокость, повседневная.

• Дочка утром, перед садиком просит у мамы другое платьице, а мама опаздывает на работу и просьбу дочки воспринимает как каприз. Отмахивается. Дочь хнычет. Папа прикрикивает:

- Одевай, что дают!

Дочь ревет. Мама, наконец, вникает в ее просьбу и дает платье:

- Что же ты сразу не сказала ?!

- Я говолила. Ты не слушала.

Потом, много позже, мама будет сетовать, что дочь ко всему безразлична или капризна...

• Учительница с тихой укоризной смотрит на шалящих первоклассников и считает себя очень доброй на том основании, что сегодня не мешает им шалить. Но родителям пожалуется, что их сын «опять весь извертелся» на уроке...

• Отец в гневе приводит шестнадцатилетнюю дочь к гинекологу:

- Пусть проверит! Если что, я им покажу! - грозит он вино-ватящейся жене и не знающей, куда спрятаться от стыда дочке...

• Заслуженная учительница, всех детей ладящая под свою систему и наставляющая родителей, как «дурь-то из них (детей) по-вытрясти»...

• Старуха в черном:

~Я их растила, чтобы с тропиночки не сошли, соседскую травку не помяли... А теперь что? Голубей развели. Голубь - птица развратная, на окне случку устраивает! - поучает меня старуха в черном.

Я во дворе с коляской. Мне все дают советы, как дочь воспитывать. Спросил, что теперь с ее дочерью.

- И говорить не хочу - наркоманка поганая. Этот тоже, - она пришла к шестидесятичетырехлетнему сыну, ей восемьдесят пятый год, ~ вот жду, придет... Я его пять раз разводила, больше не буду... Пусть сам, как хочет, разбирается... Нашел себе шалаву...

Очень активная старуха. Все знает...

Есть жестокость, которая принимается за благо и подается, как благо, так, что и сам претерпевающий считает ее благом. Порой не догадывается даже, что может быть иначе.

Это жестокость, когда с трех-пяти лет мы любим не ребенка, а себя в нем. И не растим, предоставляя ему выбирать и строить самого себя, а, считая его tabula rasa - голой доской, рисуем на ней, что хотим, по своему произволу. Подавляем инициативу - саму способность выбирать. Дрессируем ребенка в камикадзе. Как собачку, готовую с радостью бросаться с гранатами под танк.

Эта жестокость незаметная, повседневная и поминутная, когда мы методично и вовсе без злого умысла воспитываем неудачника, самоубийцу по убеждению. Того, кто потом уже сам будет навязывать свой стиль нежити своим детям и всем, на кого будет иметь влияние.

Как эта старуха!

Как отец, растлевающий дочь своей гинекологически ориентированной заботой!

Как та заслуженная учительница, с лучшими намерениями «вытрясающая» из детей душу, как кто-то, когда-то вытряс ее из нее самой!

Как мама, которой в спешке некогда вникнуть в «прихоти» родной дочки!

Как все мы, в ужасе шарахающиеся от человеческого эгоизма, вкуса, инициативы, творчества!

«Не считай себя умнее других!». «Не высовывайся, да не лезь на рожон»!

Есть жестокость как свойство нашей культуры - она вездесуща и незаметна. Ее мы принимаем нормой.

Я хочу поговорить о ней.