Терек - река бурная

Отведав невестиного каравая, гости принялись одаривать молодых. Занятые своими кусками — в каком-то из них запеченный на счастье гривенник! — Гаша с Антоном не видели, как в свашкино сито упали первые дары — сверток с отрезом сатина, пачка бумажных денег, золотые звонкие монеты. Подзадоривая друг друга, гости кричали:

— Эх, и скупой ты, кум! Гля, я золотом дарю!

— А что твое золото! Натура нонче дороже. Полусапожки молодой дарствую — хай на здравие носит!

— Держи, свашка, ложек дюжину, на обзаведение молодым.

— На хозяйство подсвинка дарствую, пиши, дружка.

— За мной чувал зерна пиши.

— Я б и корову с телком преподнес, кабы кибировцы не стрескали! Эх, времена пошли — приятных людей и одарить нечем! Сала на зубок держи!

Иван поймал на лету пудовый шмоток сала, перекинул по этапу Мишке, тот — дальше, на кухню. За салом полетела берестяная кладушка с медом, сапоги, крепко пахнущие новой юфтью.

— Э-э, да что я бедней других, что ли? Пиши за мной, дружка, гусаков два да курей полдюжины!

— Брешешь, не дашь! Где тебе взять?

— Не твое дело! Хочь украду, а отдам!

Дарю молодой зыбку для первенца! Чинаревую, полированую!

— Жениху — папаху ангорскую! Запиши!

Иван метался от стола к печи, весь бок которой сверху донизу уже был исписан углем, метил тайными значками имена тех, кто наверняка завтра же вручит дареное, а кто приврал сгоряча и по пьянке. Бабы, выглядывавшие из кухни, шептались:

— А дарят ничего…

— И-и, милашка, супротив прежнего и сравнить нечего… Мому Данилке, помнится, коня под седлом да попоной подарили…

— Времена равняешь! Мне вон на свадьбе быков пару, да денег одних более двух сотен отвалили…

— Нонче обнищал народ, что и говорить…

— Гля, гля, бабочки, Савич поднялся… Чего-сь отвалит?..

— И-и, нищий из нищих!

— Сваха, посудину свою придвинь ко мне! — зычно крикнул Василий.

Марфа, подобрав подол юбки, чинно двинулась к нему от противоположного края стола. Василий, легонько взмахнув рукой, бросил в ее сито что-то тяжелое, прикрытое носовым платком.

Испуганно вскрикнув, Марфа отстранила от живота сито.

— Невесте, чтоб о врагах революции помнила! — громко прибавил Василий.

Десятки любопытных кинулись к свашке. Было чему удивляться: ни на одной свадьбе в целом свете не дарили невестам таких подарков!

Гаша, до этого равнодушно взиравшая на сыпавшиеся дары, тут даже вскочила, гибкой лозиной перегнулась через стол. Счастливая улыбка морщила ее губы, когда, выхватив из сита холодный кусок стали, она прижала его к груди под фатой.

— Осподи Иисуси! Револьверт, а она его до грудей! — громко охнула одна из баб.

— Ура-а! Горька-а! — рявкнул совсем уже захмелевший Данила Никлят. — Пиши за мной, Ванька, пулемет! Украду завтра в Змейке, пиши не сумлевайся!

Хохот раздался в ответ. Гармонь грянула гопака. Девки с визгом кинулись к стенам, давая простор плясунам. Казаки, подбирая полы черкесок и на ходу сбрасывая оружие, вприсядку пускались по кругу. Дом ходуном ходил от топота и гика…

XVII

"Одиннадцатой Армии нет. Она окончательно разложилась. Противник занимает города и станицы почти без сопротивления. Ночью вопрос стоял покинуть всю Терскую область и уйти на Астрахань. Мы считаем это политическим дезертирством. Нет снарядов и патронов. Нет денег. Владикавказ, Грозный до сих пор не получили ни патронов, ни копейки денег, шесть месяцев ведем войну, покупая патроны по пяти рублей.

Владимир Ильич, сообщая Вам об этом, заверяем, что мы все погибнем в неравном бою, но честь своей партии не опозорим бегством. Без Северного Кавказа взятие Баку и укрепление его — абсурд. Среди рабочих Грозного и Владикавказа — непоколебимое решение сражаться, но не уходить. Симпатии горских народов на нашей стороне.

Дорогой Владимир Ильич, в момент смертельной опасности шлем Вам привет и ждем вашей помощи Орджоникидзе".

Телеграмма, выстуканная дрожащими пальцами телеграфиста, летела в эфир над горами и долами. А внизу по испепеленной земле в противоположную сторону шла и шла в снегу и крови преданная сорокинским командованием больная и разбитая Одиннадцатая армия и вела по своим следам Деникина.