Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

– Так вот, знайте все, пока женщины не вернутся в Баррокинью, я свою корзинку закрываю. Ни одного мужчины, ни за какие деньги! И призываю всех сделать то же самое. Корзина закрыта, как на Святую неделю!

Немец Хансен встаёт, целует Нилию Кабаре в щёку. Тут же за столиками сидящие в ожидании клиентов женщины объявляют о своей солидарности с Нилией. Та берёт у хозяина бара амбарный замок и прикрепляет его к юбке в том самом месте. Все выходят на улицу, говорят о своем решении. С ними несколько поэтов, иностранцы, бродяги, рисовальщик Камил – любов­ник Аналии.

Закрывайте корзину все и сейчас же, наступило но­вое время, время покаяния проституток, конец которому придёт тогда, когда девицы Баррокиньи вернутся в свои дома. Вот тогда на устах с «аллилуйей» они вновь откроют свои корзины. Решение принято и изменению не подлежит.

Проститутки вскакивают со своих рабочих мест, оставляя одержимых любовью клиентов несолоно хлебавши, и закрывают корзины.

28

В пекарне Тереза рассказывает Алмерио о событиях, предшествовавших вторжению полиции Игр и Нравов в Баррокинью. Кое о чём тот уже знал из газет. По его мнению, Тереза сегодня не должна возвращаться в «Цветок Лотоса». Она на примете у полиции, ей надо остерегаться злобного Живоглота. Лучше бы ей пере­ночевать здесь, в комнате Зекеса, ведь даже в доме Фины она может стать жертвой произвола полицейских агентов, способных на всё. Но Тереза отвергает предложение. Взглянув на ребёнка, лежащего в новой кроватке, она прощается.

– Разреши, провожу до дома.

Нет, и этого не надо, она ещё не идёт домой. Сна­чала ей нужно получить ответ Вавы. Сейчас четверть первого, самое время.

– Если никто не переселится, полиция ничего не сможет сделать. Надо себе представить, какие вытянутые будут у них рожи – у них, привыкших всем и всеми помыкать!

Алмерио не разделяет энтузиазма Терезы. Зачем она лезет в склоку, не её это дело, у неё своих бед хватает, неужто мало? Кто знает, может, сражаясь с полицией, ей удастся забыть их и корабль «Бальбоа» – этого бродячего цыгана, на котором ушел любимый Жану!

– Тогда я провожу тебя до Вавы.

У дома Вавы Алмерио подает руку Терезе, чтобы помочь ей выйти из такси, но тут к ним подбегает группа женщин и кричит что-то непонятное:

– Закрывай корзину! Закрывай корзину!

Тереза поднимается по лестнице.

Алмерио не уходит, держит такси. Женщины приближаются, к юбке одной из них в том самом месте прикреплен замок, она смахивает на тронувшуюся. Шофер качает головой: чего только не наслушаешься в этом мире. Надо же, решили праздновать Святую неде­лю в конце года?! Видать, много хлебнули.

Вава любуется красотой Терезы, сдерживает слова любви, готовые сорваться с его губ. Вава влюбляется молниеносно, но движется к цели медленно, ему доставляют удовольствие каждое мгновение общения, слово, жест. Он терпеливо ухаживает. У него нежное, романтическое сердце. Но в данном случае любви сопутствуют другие интересы, и Вава не намерен открывать своё сердце, прежде чем бог Эшу не одобрит его действий. Однако взгляд выдает Ваву, он пожирает Терезу глазами. Отец Нативидаде должен скоро прийти. Местре Жегэ поехал за ним.

– Подожди немного, не вини меня. Я знаю, что ты была в Баррокинье. Что ты там делала? Зачем риску­ешь?

– Я пришла слишком поздно, а надо было там быть с самого начала. Ведь это я говорила им, чтобы они не переезжали.

– Ты безрассудна. Но мне нравятся легко воспламеняющиеся натуры.

– Арестовано женщин двадцать, среди них хозяйки пансионов.

– И их избивают. Этого ты хотела?

– А что, лучше со всем согласиться и переселиться в грязные дома? Так? Полиция не будет держать их в тюрьме всю жизнь!

Неожиданно ушей их достигают шум, шаги, топот, смех – по лестнице идет много народа. Вава напрягает слух: что там происходит? Шум становится громче, различимее, шумят как на нижнем этаже, так и на верхнем. В дверях появляется Грета Гарбо, он сильно возбужден.

– Вава, женщины уходят, оставляют клиентов. Говорят, что закрывают корзины из-за побоища в Баррокинье, они как одержимые… – Он говорит прерывисто, нервно жестикулируя.

Глаза Вавы налились, он переводит недоверчивый взгляд с Греты Гарбо на Терезу, обман и надуватель­ство ему видятся повсюду.

– Оставайся здесь, я сейчас…

Он крутит колеса кресла-каталки, направляя его в гостиную, Грета Гарбо сопровождает его.

– Что это вы надумали? Куда вы?

Одни останавливаются, объясняют: они закрыли свои корзины и откроют, когда женщины Баррокиньи вернутся в свои дома.

– Вы что, спятили? Возвращайтесь обратно к кли­ентам!

Но женщины не думают подчиняться, быстро сбегают с лестницы. Они похожи на студентов, убегающих с лекций. Вава направляется к себе в комнату. Грета Гарбо, подбоченившись, спрашивает:

– А мне что делать, Вава? Идти с ними или оста­ваться?

– Убирайся вон!

Он смотрит на Терезу хитрыми глазами и вдруг взрывается:

– Это всё ты придумала? Тобой организован этот карнавал? – И он тычет в неё одутловатым, грозящим пальцем.

– Что это всё? О каком карнавале…