Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Лулу описал всю драматическую историю во всех подробностях, от начала до конца. Учительница Кармелита, уйдя на пенсию, посвятила себя проблеме неграмотности взрослых и очень скоро сделалась цитируемым авторитетом, написав на эту тему много работ и диссертацию. Слушая с нарастающим интересом рассказ Лулу, она живо себе представила старую негритянку, согнувшуюся над листом бумаги и всеми силами старающуюся овладеть пером и чернилами, и была покорена способностями Жоаны дас Фольяс.

– Нет, вы не придумали, Лулу, эту историю, это правда. Рассчитывайте на меня и приходите за мной в день суда, я скажу то, что вы хотите.

Судья знал, что Лулу борется с Либорио его же оружием – ложью и ложными свидетельствами, чтобы любым возможным способом отрицать подлинность документа, представленного как основание иска, объявив его поддельным от начала до конца. Никогда его подопечная не брала денег в долг у истца, никогда не была ему должна, это можно легко и просто проверить, как неопровержимую истину: она умеет читать и писать, и незачем ей было просить кого-либо что-либо подписывать. Этот документ насквозь фальшивый, чудовищная ложь, сеньор судья.

И он представил иную версию событий: действительно сеньоре Жоане Франса нужно было восемь тысяч крузейро для того, чтобы послать их единственному сыну, находящемуся без денег в Рио, и она пошла к Либорио дас Невесу попросить в долг. Ростовщик был расположен сделать это, коль скоро она готова через шесть месяцев вернуть ему пятнадцать тысяч крузейро за восемь ей данных, иначе говоря, почтеннейший судья, за сто пятьдесят процентов годовых, или двенадцать в месяц. Такие чудовищные проценты заставили Жоану дас Фольяс отказаться от намерения взять в долг у Либорио, тем более что ей, еще когда жив был её муж – он-то и дал взаймы, – задолжал кум и соотечественник мужа Антонио Салема, или Антонио Миньото, срок истекал через несколько месяцев, и Жоана дас Фольяс отправилась к нему, прося вернуть до срока нужную сумму для отправки сыну, так как у неё положение безвыходное, на что кум тут же согласился. Зная теперь о стесненном положении вдовы и неизвестно от кого о том, что якобы, выходя замуж за Мануэла Франса, Жоана дас Фольяс не могла подписать необходимые документы, хитрец Либорио разработал план действий с целью завладеть тем клочком земли, что принадлежит подопечной. Подобное он уже проделывал не раз с такими, как Жоана, и весьма успешно, становясь собственником того, чем владели его несчастные жертвы. Он составил документ, ставший основой иска, приписав в бумаге проценты не те, с позволения сказать, «скромные», что предлагал бедной сеньоре при разговоре, а в десять раз больше, нацеливаясь получить поднятую и политую потом семьи Франса землю с завидным огородом и фруктовым садом. Однако при разработке преступного плана кое-что ускользнуло от мошенника, и весьма немаловажное. Вскоре после женитьбы, а вернее, пятнадцать лет тому назад, Мануэл Франса, устыдившись того, что его законная супруга безграмотна, договорился с преподавательницей Кармелитой Мендоса – имя, не вызывающее сомнений, учительница стольких поколений выдающихся сержипцев, известных людей общества, среди которых и наш уважаемый судья. За месяцы тяжелого труда, прилагая максимум своих знаний, дона Кармелита Мендоса, компетентность и добрая слава которой в педагогических кругах Сержипе известна всем и каждому, вызволила дону Жоану из мрака безграмотности, осветив ей жизнь умением читать и писать. За пятнадцать лет и четыре месяца тому назад.

Ну и хитер этот дьявол, Лулу Сантос, размышляет судья, слушая его доказательную речь, сумел уговорить дону Кармелиту обучить Жоану дас Фольяс за несколько дней писать буквы своего имени, но объявляет во всеуслышание, что грамоте негритянка обучена пятнадцать лет назад, – удар сногсшибательный! Однако едва слава педагогической науки, духовная мать стольких сержипцев (по эмоциональному выражению защитника), восьмидесятилетняя симпатичная старушка появилась в зале суда, судье стало ясно, что она ни разу за свою долгую жизнь не видела этой крепкой негритянки, молчаливо сидевшей около Лулу Сантоса. Да, только судья и Либорио дас Невес заметили возникшую вдруг, почти неуловимую нерешительность на лице старушки. Кто научил читать и писать Жоану дас Фольяс?

Да, Жоана Франса, которую она пятнадцать лет назад обучала алфавиту, началам каллиграфии, короче говоря, грамоте, здесь, перед вами, разве что теперь постарела и в трауре. Кто осмелится обсуждать утверждение преподавательницы Кармелиты Мендосы? Ну и дьявол этот Лулу Сантос.